Дети луны
Шрифт:
– А что потом?
– Это решат мои братья, – скупо ответила дочь ведьмы. – Ежели сгодишься, будешь жить. Ежели нет, то...
Она сделала характерный жест руками и закатила глаза, показывая, что бывает с болтливыми особами, непригодными здесь. Они уходят в страну вечных скитаний. Проще говоря, они умирают.
– А сама ты что думаешь?
– Что ты много болтаешь не по делу, пытаясь заговорить мне зубы и усыпить мою бдительность. Помолчи.
Они обе замолчали, все еще разглядывая друг друга. Вот тогда Шарлотте пришла в голову мысль, что ведьмы хотят обменять ее на своих детей, пойманных
====== 7. Полной луны сила. ======
– Вы не понимаете, – пытался растолковать мэру Ридингу свои взгляды Харпер.
– Нет, это вы не понимаете, детектив. Здесь глава города я, а не вы. Если мы будем всех преступников благородно прощать, как велит нам Всевышний, скоро в Хэмпшире не останется никого.
Ридинг был хмур, зол и настойчив. И совершенно трезв, не смотря на то, что на столе стояла початая бутылка бренди. Харпер понимал, что не переубедит этого человека, даже если тот час у него были доказательства непричастности двух детей к жестоким убийствам. Мэр Ридинг убедил себя в том, что здесь он решает судьбы всех, кто живет в городе. Он судья и Бог. Поэтому, совершенно прав был Стоун, сказавший ему, что ...дети обречены.
– Вы совершаете ошибку, которая может дорого нам всем обойтись! – сказал напоследок Харпер.
Он нутром чуял, что последствия могут быть весьма кровопролитны и даже если эти дети никого не убивали, за них обязательно будет кто-то мстить.
– Помяните мое слово, вы пожалеете.
На этом Харпер надел шляпу и вышел на свежий вечерний воздух, где на небо уже взбирался полный диск луны.
Немного постояв на улице, около дома мэра города, Харпер решил навестить отца Уэнрайта. Но не успел он сделать и десяти шагов, как кто-то навалился на него сзади и прежде чем он успел положить руку на револьвер на поясе, его несколько раз ударили по голове. Второй удар оказался более сильным и Ник Харпер потерял сознание.
– Уберите это дерьмо с моего порога! – шикнул Ридинг двоим людям, которые в темноте казались пьяницами и убогими бродягами, которые едва стояли на ногах.
Ярко желтый диск луны на небосводе казался огромным глазом какого-то животного. Не каждую ночь увидишь светило в ореоле рассыпающихся искр высокого костра. Ночь была звездной и теплой, не смотря на время года. Место казалось задымленным, но на самом деле по влажной траве стелился молочно-белый холодный туман, забираясь в кроны деревьев и обрамляя овраги и небольшие пруды, словно живыми рамками, переливающимися серебром и медью.
Костер был сложен таким образом, что с виду напоминал шалаш с высокими сводами, внутри которого жил совершенно собственной жизнью саблезубый оранжево-красный огонь, периодически вырываясь за пределы своего жилища, чтобы облизать туманный полок.
Вокруг костра собралось немало людей, в основном дети от шестнадцати до двадцати пяти, если навскидку. Ведьма, которая связала ей Шарлотте руки крепкой бечевкой, располагалась на высоком тесаном камне слева от писательницы. Говорить было нельзя. Как только Шарлотта попыталась узнать, что происходит, она тут же получила тонким прутом по щеке и с тех пор она сидела тихо и смирно.
Щека горела, скорее всего на нем остался небольшой след от удара прутом. Но никто не обращал внимания на то, как было Шарлотте, дети вокруг были заняты тем, что бегали вокруг костра и собирали сухие листья и ветки.
– Довольно! – наконец, заговорила зычным голосом ведьма и дети, угомонившись, расселись по разные стороны от костра.
Вилма сидела по правую сторону от Шарлотты и зорко следила за тем, чтобы пленница не делала попыток убежать. Шарлотта и не делала, она понимала, что в этом случае может не дожить до рассвета и воспринимала все в достаточной степени серьезно и болезненно.
Не смотря на то, что писательница не понимала намерений всех этих людей, а они в свою очередь и не объясняли ничего, перед тем, как наступила полночь, один из подростков, которого Вилма назвала Тимоти, принес Шарлотте плошку с кашей и какой-то напиток в глиняной посудине. Парень был смущен и молчалив, замкнут и не смотрел Шарлотте в глаза. Вилма объяснила это тем, что он винит себя в том, что из-за него могут погибнуть двое других детей, которых схватили констебли в городе и теперь скорее всего казнят.
Тогда есть хотелось ужасно, поэтому Шарлотта даже не подумала о том, что ей могут что-то подмешать в еду, для того чтобы она либо болтала без умолку, либо вообще замкнулась в себе. Она подумала об этом только когда ее садили около костра. Она не чувствовала, что ей что-то сыпанули в пищу, не было никаких неприятных ощущений после ее принятия. Однако страх, который сковывал все сильнее, был гораздо хуже любых ведьминых снадобий.
Сперва ведьма произнесла какую-то речь на неизвестном языке, похожим на позднелатинский и бросила что-то в огонь, чтобы костер разгорелся ярче и охотнее. А уже затем, она обратилась к своим верным помощником, четко проговаривая каждое слово:
– Сегодня на нашу жизнь слова покушаются те, кто не знает даже самого значения этого слова. Они пытаются запереть нас в рамки несуществующих канонов и законов, когда самый страшный закон для всех живущих на земле – закон природы, они просто игнорируют его. Знайте, что если прольется кровь наших с вами братьев и сестер, но на рассвете мы казним того, кто станет немым посланием для невежд пытающихся управлять нами, детьми луны!
Шарлотта нервно сглотнула, стараясь не паниковать. Но весьма трудно удержаться в рамках хладнокровия, когда при тебе говорят о том, что ты представляешь для кучки ведьминых отродий всего лишь жертву во славу природного естества.
– Если прольется наша кровь, мы ответим на нее кровью незамедлительно! И пусть это послужит уроком для тех невежд, которые ошибочно полагают, что мы стерпим подобное. Да!!!
– Да!!! – словно отразилось эхо других детских и подростковых голосов и прошло канонадой по притихшему ночному лесу, поднимаясь в высь, где далеко-далеко за равниной спит холодный рассвет.
Шарлотта и раньше читала про бесовские танцы ведьм и развращения малолетних. Сейчас же она осознала, что может все это увидеть наяву и даже, поучаствовать в этом. Как преднамеренная жертва, а не как гость на этом пиру.