Дети Мертвого Леса
Шрифт:
Довольный. Пот течет по лицу, но он такой довольный.
Подтягивается ближе, неуклюже переворачивается, садится на табуретку, чуть не падая, но удержаться ему удается.
– Как думаешь, Шельда, – говорит он. – Смогу я с этой табуреткой уйти от тебя?
И весело ржет.
– И куда ты пойдешь?
– Мир большой, – говорит он. – Мало ли дорог?
– По снегу, босиком и в одной рубашке? – говорит она.
– Это все ерунда, – говорит он. – Я и по снегу могу.
Так уверенно, что даже сомнений не остается.
– Ты никуда
Хочет не так, а спокойней, мягче, но выходит почти зло. Угроза выходит.
Он ухмыляется
– Ты тоже собираешься скормить меня тварям? Или у тебя другие планы?
Это почти игра: «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Но никто из них двоих пока не собирается признаваться. Игра.
– Другие, – говорит она.
– Хорошо, – беспечно говорит он. – В мои планы тоже не входит быть съеденным.
Отдыхает.
Не стоило… Шельда смотрит на него и пытается понять, как это вышло.
Ее планы… смешно. Нет у нее никаких планов. Так вышло.
Не стоило забирать его домой, проще было добить. В чем же дело?
Все что угодно, но на беспомощного калеку Хёд точно не похож. Он просто пытается жить, используя все, что у него есть, что осталось, не оглядываясь на то, чего лишился. Без страха, без сожалений.
Это невероятно.
А потом, когда время обеда и Тьяден прибегает в дом, Хёд тоже, серьезно и сосредоточенно, шаг за шагом, переставляет свою табуретку ближе к столу. Отыскав на звук и на ощупь, упершись в угол стола, в край, садится, невероятно довольный собой. Совсем недвусмысленно намекая, что он пришел обедать тоже.
– Ого! Ну, ты даешь! – Тьяден радуется его успехам совершенно по-детски. – Дошел! Сам! Шельда, он смог сам! Будешь с нами обедать?!
Ладно, пусть так. Возможно, это правильно.
И Хёду достается большая тарелка горячего рагу с потрохами, ломоть хлеба и два вареных яйца. Надо отдать должное, ест он как благородный лорд – без суеты, не спеша, с достоинством, даже и не скажешь, что голодный. И все же – аккуратно подбирая хлебом остатки рагу из тарелки, до капли, не оставив ничего.
– Очень вкусно, Шельда. Спасибо, – говорит он.
И даже сомнений не остается – завтра он с этой табуреткой и на улицу сможет выбраться, пусть и босой.
* * *
Еще днем Шельда почувствовала, что они пришли.
Еще до того, как услышала голоса, до того, как началась суета, как соседка прибежала, охая: «Шельда! Шельда! А ты видела? Ты видела, что делается? Там же солдаты пришли! Из самого Йорлинга, из Альтана! Что же будет-то?!»
Не видела еще, да и не солдаты это. Резни здесь не будет, никого не тронут… по крайней мере, Шельда очень надеется, что не будет резни. Если только Хёд… Хёнрир, не выкинет чего-нибудь…
Стоило добить его, а не возиться.
Стоило уехать самой. Теперь, после смерти Норага, ее здесь ничего не держит. Да, стоило уехать. Может быть, даже из
Но что-то остановило. Нельзя бегать вечно.
– Шельда, а там эта… – соседка нервно мнется, никто из них так и не научился с Шельдой запросто, она, вроде бы, своя, и чужая сразу, – командир их, белобрысый такой… он про лекаря спрашивал. Так я сказала, что ты. Он зайдет вечером.
Лекарь им нужен…
– Хорошо, – говорит Шельда. – Пусть заходит.
Так даже лучше. Зайдет, они поговорят. Командир, значит должен подробности знать.
Сама Шельда никуда не пойдет, у нее и так хватает дел.
– Там солдаты Йорлинга! – с порога кричит Тьяден, возвращаясь вечером.
Взъерошенный, глаза горят. Как же, такие чудеса! И что могло солдатам понадобиться в этой дыре? Только не дыра ведь. Если верхом, то меньше дня пути до Фесгарда, а Краснокаменка, что за холмом, вполне еще судоходна для плоскодонных судов. Это выше по течению, уходя в Лес, она становится мелким ручейком. Краснокаменка впадает в Оллу, а по той до Тиарка а можно добраться. Золотой Тиарк – крупный порт Йорлинга.
Формально, эти земли уже отошли Лесу, только Лес сюда еще не вполне пророс, но Шельда уже отчетливо чувствует его под ногами. И Лес берет дань.
Ей не стоило оставаться до весны.
– И что же им нужно, этим солдатам? – спрашивает Шельда.
– Пристань будут строить на речке! – говорит Тьяден, ни капли не сомневаясь.
Пристань… все может быть. Сначала эти, потом другие… снег скоро сойдет. Здесь снег рано сходит, стоит только первому весеннему солнцу пригреть.
– Им два дома дали! – делится Тьяден, – один, что пустой стоял, Угрета, а другой, где старый Ман живет, он сразу сказал, что возьмет постояльцев, если по хозяйству помогут. Хотели еще к Эйдуну, но у него внучка…
Тьяден смущенно замолкает, мнется. Хотя, чего уж, и так понятно, что имперских солдат… даже если просто солдат, в дом, где молодая девушка, жить пускать не стоит.
– Сколько их? – спрашивает Шельда.
– Двадцать, – говорит Тьяден. – И командир еще. Только Шельда… если это солдаты, то почему без оружия? Только у командира оружие есть, у остальных ничего. И никто ведь внимание на это не обращает. Я спрашивал, они плечами пожимают.
– И ты не обращай, – говорит Шельда строго. – Потом сам узнаешь.
Вечер, почти ночь. Стемнело давно, Тьяден забрался спать, а Шельда ждет. Придет этот командир? Что-то подсказывает, что он ночи дожидается, не хочет на виду у всех.
Хёд бросил бродить по дому, успев за день исследовать комнату по периметру, вылезти на кухню, сунуть нос в очаг и полки с посудой. Нашел чайник, нашел ведерко с чистой водой и кружку рядом. Долго пил. Пытался и на улицу сунуться, но Шельда не пустила. Хватит. Ступеньки на крыльце высокие, шею еще свернет. Он спорить не стал. К ночи забрался в кровать…