Дети Мертвого Леса
Шрифт:
– Никто не мог? – говорит Хёд. – Но вы же спрятались?
Шельда молчит.
Слышно, как Тьяден сердито бросает ложку в тарелку, отодвигает.
– Я хотел драться! – горячо говорит он. – Я не хотел прятаться! Я хотел выйти и драться с ними! Я уже мужчина!
– И первая же тварь отгрызла бы тебе голову, – говорит Хёд. – Кому бы ты тогда отомстил?
Месть – отличная штука. Иногда это единственное, что помогает не опустить руки.
– Если ты умеешь прятаться, Шельда, – говорит Хёд, –
Слышно, как Шельда встает.
– Какое право ты имеешь обвинять меня? – говорит она. Холодная сталь в голосе. И ненависть, которая пытается найти выход.
– Разве я обвиняю? – говорит Хёд. – Я просто спросил, как это вышло. Но, полагаю, что и сам знаю ответ. Нельзя спасти всех. Кого-то все равно придется принести в жертву. Чужого. Чтобы спасти своих. Вы могли спрятаться вдвоем. Но если бы повели за собой десятки, сотни людей – вас бы нашли, и шансов спрятаться уже не было бы. Всегда приходится делать выбор. Ты поступила разумно, так, как было выгодно.
«Амулеты Йорлинга»… она не может не знать. Та сила, с которой Хёд столкнулся в Фесгарде – слишком велика. И то, с чем он столкнулся после…
Нораг умер, не желая говорить, где Шельда. А теперь вот она – сама нашла его. Надо только понять.
– Ты ничего не знаешь обо мне, – голос Шельды напряженно звенит.
– А ты? Что ты знаешь обо мне, Шельда?
– Шельда, ты дома?! – вдруг доносится с улицы, и стук в дверь. Мужской голос, сильный, требовательный, впрочем, без угрозы, скорее… по-соседски.
И, не дожидаясь приглашения, он открывает дверь.
* * *
– Доброго вечера, Шельда! Решил заглянуть, меду тебе принес… хороший мед, жена передать велела, очень ты ей помогла, да…
Гость неуверенно мнется у порога, что-то смущает.
– Заходи, – говорит Шельда. – Я как раз пирог испекла, с капустой… садись, поужинай с нами. Как Нита себя чувствует?
– Хорошо! – говорит гость. – Вот прямо сразу полегчало ей, после тех травок, что ты дала. Встает уже! А то ведь совсем было слегла… Так что мы очень благодарны тебе. Да… А это ведь… Шельда… говорят, раненый твой очнулся?
На Хёда он посмотреть пришел, а вовсе не с благодарностью и не с медом.... Хотя, одно другому не мешает.
– Очнулся, – говорит Шельда. – Вон он лежит, хочешь, иди, посмотрит на него.
Шаги. Тяжелые, сапоги подбиты железом… Гость подходит, останавливается рядом. Потом берет табуретку, кружку, стоящую на ней, ставит на пол рядом, а сам садится.
– Вот, значит… очнулся… – задумчиво говорит он. – Что же случилось с тобой, парень?
От него пахнет потом и сосновой
Хёд сидит, опираясь спиной о стену. К вечеру стало немного легче, по крайней мере, кашель больше не наваливается при каждом неверном движении, свободней дышать.
– Не знаю, – говорит Хёд. – Я ничего не помню.
– Совсем ничего? – удивляется гость. – Да как же так? – он скребет… бороду? Задумчиво. – Впрочем, я-то думал, ты вообще не жилец. А ты очнулся. Никто уже не верил.
– Три месяца? – говорит Хёд.
– Да уж побольше трех, весна на носу. Как зовут-то тебя, помнишь?
– Нет, – Хёд качает головой. – Шельда называет меня Хёд, пусть так.
– Пусть… – соглашается гость. – Я Орфост. Старейшина здесь. Это моя деревня и мой дом, тут дочь моя жила с зятем, но после Фесгарда они ушли… решили, что слишком опасно, а мы с женой остались.
Хёд кивает. Понятно. Значит, Орфост здесь – власть.
– А ты правда совсем слепой, парень? Не видишь меня?
– Правда, – говорит Хёд. – Ничего не вижу.
– И ходить ты не можешь?
– Не могу, – говорит Хёд.
– Слепой и безногий, – Орфост усмехается. – Шельда, и что ты теперь с ним делать будешь?
– Там будет видно, – говорит она. – Хёд хочет уйти.
– Уйти? – искренне удивляется Орфост. – Куда же он может уйти?
– Домой, – говорит Шельда.
– Домой? И где же твой дом, парень?
– Не знаю, – говорит Хёд. – Там разберусь. Для начала, надо встать.
Орфост хмыкает, потом тихо, с затаенной издевкой, смеется.
– Что ж, – говорит он, – понимаю. Но уйти ты не сможешь.
Говорит так, словно не «ты не сможешь», а «я не позволю тебе уйти».
– Хочешь скормить меня тварям? – говорит Хёд.
– Что? – Орфост удивлен. Табуретка скрипит под ним, он оборачивается на Шельду. Потом поднимается, подходит к Хёду ближе, наклоняется над ним.
– Скормишь меня тварям? – говорит Хёд. – Скоро весна, придут твари, и лучше отдать им чужого, чем своего. Разве не так?
Тяжелое сопение Орфоста совсем рядом, он наклоняется.
– Для человека, который не помнит своего имени, ты интересно рассуждаешь.
– Я не прав? – говорит Хёд.
Он отлично знает, что жители деревень, рядом с Лесом, часто пытаются задобрить тварей, выставив им одну-две жертвы на откуп. Не всегда помогает, но люди верят. Людям кажется, так они могут отвести беду от себя… Да и Лес… Лес куда больше и его влияние куда сильнее. Лес подчиняет себе даже тех, кто живет в дне пути от его границ. Достает, опутывает, лишает воли. Люди не могут сопротивляться, защиты нет.
– Ты не сможешь уйти, – говорит Орфост.
Спорить с этим – смешно. Хёд только пожимает плечами.