Дети Метро
Шрифт:
«Конечно, чем я лучше других, я, Максим Завьялов?» — из хаоса спутанных мыслей вдруг вынырнул отдельный вопрос, не требующий ответа. Смерть не выбирает, кого убить — благополучного менеджера или простого работягу с завода, одинокого человека или обремененного семейством.
«Я один, со мной рассчитаться проще!»
Он опустил на пол умершего, поднялся. Переведя взгляд вниз, Максим обнаружил, что белые манжеты его рубашки окрасились в красные разводы от крови, которая текла с лица. Белоснежный ворот рубашки, по-видимому, тоже был запачкан. Показавшиеся ему мелкими иголками, на самом деле были осколки
Все эти занятия: ощупывание себя, осмотр одежды, отряхивание стекла на пол, на короткое время отвлекли Максима от основного — он не знал, что происходит в вагоне у Кати, не знал и боялся узнать. Поэтому сознательно не смотрел в ту сторону.
Бросив взгляд вглубь своего вагона, Завьялов увидел, что практически все люди остались на своих местах: на сиденьях сидели в основном женщины разных возрастов, в проходе стояли мужчины. Пару женщин подошло к той, у которой выбило глаз, они дали ей платки, чтобы остановить кровь, что-то говорили успокаивающее.
В вагоне повисло тягостное молчание, которое нарушил какой-то худощавый парень в тёмной куртке и джинсах, в руке он держал ноутбук в сумке. Парень подошел к двери и принялся с силой, прилагая большие усилия, отодвигать створки двери в стороны.
— Не лезь туда! — вдруг крикнул ему приземистый плотный мужчина в натянутой на голову небольшой шапочке, стоявший позади. Эта тонкая шапочка плотно облегала контур голову и делала похожей её на шар, — не лезь! — снова крикнул он, — там ток не отключили, убьёт!
Молодой человек оглянулся и замер в нерешительности, но потом смысл сказанного достиг его сознания и он бросил свое напрасное занятие. В это время на скамейке рядом с Максимом заплакала маленькая девочка с круглым лицом, раскосыми глазами, явно приехавшая с родителями из Средней Азии. Она была с бабушкой. Пожилая женщина принялась успокаивать её, что-то быстро говорить на своем языке, вытирать слезы.
В воздухе всё стоял, не рассеиваясь, смог из серого дыма, затянутый сюда из соседнего вагона. Дым едва заметно уходил в выбитые окна, но его еще оставалось достаточно много. Заметив, что внизу было легче дышать, Максим снова присел на корточки, посматривая по сторонам.
Паники не было. Все сидели и ждали чего-то — то ли спасателей, то ли чьей-то команды, чтобы спасаться. Тем не менее, среди общей тишины в вагон проникали звуки. Откуда-то издалека доносился одиночный глухой стук, словно на другом конце поезда кто-то размеренно бил молотком по вагону, пытаясь открыть заклинившие двери. В вагон и под него продолжали падать, тонко позвякивая, осколки разбитых стекол, из динамиков доносилось ровное шипение.
Максим подумал в этот момент, что связь с машинистом наверняка потеряна, и они теперь не узнают когда же отключат ток и когда можно будет выбраться наружу.
Он все никак не мог заставить себя повернуть голову и посмотреть, что твориться в вагоне у Кати. Единственное, что он различал, что оттуда не доносилось ни звука. Наконец, он пересилил себя и медленно повернул голову.
Вагон, в котором она ехала, был третьим в составе и оказался почти полностью погружен в темноту. В нём не было видно ни единой лампочки, только в отдельных местах слабо горели очаги случившегося пожара, но свет из тоннеля не освещал его внутренности.
Прямо к вывороченной раме запасной двери пострадавшего вагона прицепилась зимняя шапка. Она тлела, издавая тошнотворный запах горящей кожи и овчины и кто-то попытался скинуть её вниз, на рельсы, но шапка, словно приварилась к железу.
Всё это Максим отмечал про себя чисто механически, не думая ни о чём, словно рассматривал по телевизору съемки с места чужой катастрофы. Но тут, в то же самое мгновение, он осознал, что в том злополучном третьем вагоне находится его Катя и у него защемило сердце. Что с ней? Где она?
Вдруг, молчавшие до того вагонные динамики ожили, раздался голос машиниста:
— Сейчас открою двери с правой стороны. Всем надо покинуть вагоны и двигаться назад. Туда идти ближе.
«Назад? — подумал Максим, — но мне надо вперед, в тот вагон, где Катя. Она должно быть жива. Её надо найти и вытащить».
В это время двери с шипением растворились, открывая темные провалы тоннеля. Тот пассажир в маленькой шапочке, который не пустил молодого человека наружу, когда еще не был отключен ток, первым спрыгнул вниз и крикнул:
— Мужики, давай сюда, надо всех спустить вниз!
Следом за ним попрыгали другие мужчины и, встав у дверей, начали помогать остальным выходить из вагона. Эвакуация проходила спокойно, если не считать того, что все были подавлены происшедшим. Они еще не знали кто, каким образом взорвал третий вагон, но понимание того, что все были на волосок от гибели, что им повезло, а кому-то нет, привносило в эвакуацию мрачную атмосферу.
Вместе с другими Максим спрыгнул вниз, и продвинулся от дверей немного вперед, к темному страшному вагону. Навстречу ему шли люди из первых вагонов, никто не обращал на него внимания. Эти люди, проходя мимо злополучного вагона, старались на него не смотреть. Они просто молча и тихо шли, прижимаясь к бетонной стене тоннеля или держась за неё.
Максим сделал несколько шагов вперед и очутился возле первой двери, возле той самой, в которую хотел войти на следующей станции. Однако двери на месте не было, а вместо неё зияла огромная черная дыра. Вагон, в котором ехала Катя, почернел, сильно деформировался от взрыва, раздулся изнутри, словно был шариком, накачанным воздухом, а не имел прочный стальной каркас. При этом некоторые входные двери оказались выбиты наружу и упали где-то позади состава, когда он еще двигался на большой скорости к следующей станции.
Внутри было тихо. Завьялов осторожно заглянул в вагон. В полумраке, среди хаоса, нагромождения искореженного железа, оторванных сидений и разбросанных тел, он увидел то место, где сидела Катя, её скамейку. На ней чуть наклонившись в бок, в ряд, сидело несколько человек, мужчин и женщин. Возможно, среди них была и Катя. Эти люди не двигались — просто сидели, свесив головы, как будто уснули.
У него все похолодело внутри, и он подумал, что надо скорее забраться, помочь ей, ведь она ждет его помощи. Она, конечно, жива, просто оглушило взрывом. Никакой другой мысли в эту минуту он не допускал.