Дети Нового леса
Шрифт:
Эдвард кивнул и в компании черного пса удалился, а Якоб стал подготавливать их трофей к перевозке. Когда спустя полтора часа мальчик приехал верхом, выяснилось, что даже выносливый белый конек всего увезти не в силах. После того как он был навьючен, осталось еще по солидному куску мяса, один из которых, побольше, взвалил себе на плечи Якоб, а тот, что поменьше, – Эдвард. Смокер, успевший вдоволь полакомиться оленьими потрохами, весело бежал впереди всей компании.
Дома мясо было подвешено на крюки дозревать, Билли отведен в стойло, а оба охотника поспешили к столу, на котором всех домочадцев уже ожидал обед, на сей раз безо всякой подсказки Якоба приготовленный Элис. И она не могла скрыть довольной улыбки, видя, с каким удовольствием вся компания поглощает плоды
На следующее утро Якоб засобирался в город, чтобы продать там часть оленины и пополнить запас овсяной муки, который у них уже подходил к концу. Эдварду захотелось составить ему компанию, но тот решительно возразил:
– Нельзя тебе пока там показываться. Случись нужда какая-то крайняя, пожалуй, еще и можно было б рискнуть. Но подставлять свою голову понапрасну… Нет, Эдвард, я такого тебе не позволю. Здесь вы все в безопасности, потому что, хоть я в Лимингтоне многим известен, и оленину там у меня покупают, и сам я приобретаю там всякое-разное, но где мой дом – для всех тайна. Так, егерь какой-то из Нового леса. Угодья ж у нас королевские, заповедные. Путь сюда посторонним заказан, люди и не суются. А и придут, кто в таких дебрях жилище мое отыщет? Но с тобой, Эдвард, дело другое. Появишься там, мигом будешь опознан. Нет уж. В лесу все гуляйте сколько угодно, а за его пределы пока ни ногой. Я сегодня тебя по-другому порадую. Есть у меня немного деньжат, и куплю я тебе в Лимингтоне ружье, чтобы самостоятельную охоту осваивал. Хамфри получит плотницкий инструмент. По тому, как он ловко ножом орудует, кажется, есть у него к подобным делам расположенность. А Элис нужны хорошие иголки и нитки. Шить она и теперь немного умеет, а руку набьет – вот у нас и своя лесная портниха. Ну и еще кой-какой инвентарь закуплю для различных работ.
Вернулся Якоб из Лимингтона под вечер на изрядно нагруженном Билли, который привез на своей мускулистой спине мешок овсяной муки, несколько вил, лопат и мотыг, стамески и прочие плотницкие инструменты, швейные принадлежности и, наконец, ружье с длиннющим стволом, которое егерь с торжественным видом вручил выбежавшему из домика Эдварду.
– Полагаю, ты сам уже видишь: ружье отменное. Давно я вожу с ним знакомство. Прежним его хозяином был здешний егерь – стрелок, каких мало найдешь в целом мире. Много раз видел я это ружье у него в руках, да и в свои руки брал, когда он позволит полюбоваться. Не повезло ему, бедолаге. Голову в Нэсби сложил, как и твой отец. А вдова его ружьецо продала по бедности.
– Спасибо, Якоб! – растроганный мальчик прижал драгоценный подарок к груди. – Обещаю тебе настрелять из него столько дичи, чтобы все твои деньги вернулись.
– Если получится, очень меня порадуешь. И деньги тут ни при чем. Мне их совсем не жаль. Просто я в таком случае буду уверен, что, со мной или без меня, вы тут не пропадете. Немного поднатореешь в охоте, примусь за Хамфри. Как говорится, наде-жен тот лук, у которого две тетивы. Мяса, которое мы добыли вчера, нам вполне хватит недели на три. И на морозце таком оно хорошо сохранится. Так что идти на охоту пока нет нужды. Зато ты стрелять хорошенько поучишься. Даже к самому лучшему ружью надо сперва привыкнуть.
Ближайшим же утром Эдвард, и прежде достаточно сносно стрелявший, начал усиленно тренироваться, и у него оказался столь меткий глаз, что еще до исхода дня он уверенно попадал в цель со ста ярдов. Гордый таким результатом, он заявил Якобу:
– Теперь можешь спокойно меня одного отпускать на охоту.
– И ты вернешься домой ни с чем, – осадил его тот. – Тебе еще многому предстоит научиться, мой мальчик. Мы с тобой по-другому поступим. Когда у нас не будет острой нужды в дичи, я разрешу тебе стрелять первым.
– Пойдет, – вполне устроило такое решение Эдварда.
Вскоре зима совсем разыгралась, и стало так холодно, что Якоб и дети почти все время проводили дома, покидая его лишь по крайней необходимости, одной из которых была заготовка дров. Добытое в лесу дерево
– Я вот думаю, хорошо бы мне сколотить повозку, – мечтательно произнес Хамфри, после того как одна из подобных вылазок особо его утомила. – Она очень бы нам пригодилась. Запрягали бы в нее Билли, и дрова на себе не надо тащить. Только не представляю, как делаются колеса. И упряжи у нас нет.
– А ведь хорошо бы, – одобрил Якоб. – Тебе, полагаю, с таким трудным делом пока не справиться, но я мог бы купить ее. Вещь-то в нашем хозяйстве полезная. И не только для дров. Мы могли бы, к примеру, навоз на ней возить на картофельное поле. Прежде-то я в корзинах его таскал, а это тяжеловато.
– И навоз, и другое всякое, – подхватил Хамфри. – А деревья станем прямо в лесу распиливать на чурбаки, чтобы побольше влезло в повозку. Гораздо лучше этих веревок. Они мне уже все плечо натерли, – потер он ладонью горевшую кожу.
– Ну, по такому снегу нам из Лимингтона повозку вряд ли удастся доставить. Может, конечно, Билли и справится, но зачем нам его из сил выбивать. А вот погода станет получше, там и посмотрим, – решил старый егерь.
Зима хоть и загнала наших юных героев в дом, но никто из них не бездельничал. Якоб Армитидж торопился изо всех сил обучать их чему только мог. Элис день ото дня совершенствовалась в готовке еды, шила, стирала, гладила. Малышка Эдит была у нее на подхвате, а потом научилась сама делать и печь овсяные лепешки на завтрак, освободив старшей сестре время для других занятий. Хамфри продолжал помогать девочкам по хозяйству и возился со своими столярными инструментами. И так как приобретение опыта связано неизбежно с издержками, Элис на первых порах обваривалась и обжигалась во время стряпни, укалывалась иголками, когда чинила одежду. Швы и штопка у нее выходили сначала кривые и грубые, однако к исходу зимы она уже в совершенстве освоила эту премудрость. Хамфри тоже не сразу далось столярное дело. Гвозди у него гнулись, дерево трескалось, молоток попадал по пальцам, а то, что он брался отремонтировать или улучшить, приходило его стараниями в окончательную негодность. Но постепенно глаза его обрели точность, а руки – сноровку. Пока Элис работала, Якоб и Эдвард учили Эдит и Хамфри читать. Когда же старшая девочка освобождалась, наступала ее очередь. Словом, все были чем-нибудь постоянно заняты, и по прошествии этих пяти морозных недель, глядя на четверых подопечных Якоба Армитиджа, трудно было подумать, что еще совсем недавно они не могли прожить даже дня без помощи слуг.
Приход весны, а с ней и теплой погоды встретили радостно все, кроме Эдварда, на которого то и дело накатывали приступы мрачности и раздражительности. Он никак не мог примириться с оторванностью от привычной жизни. Родители сызмальства прививали ему сознание, что он – старший сын, а значит, наследник всех титулов и состояний своего знатного и богатого рода, занимавшего очень высокое положение в государстве и при королевском дворе. И вот семья его стерта с лица земли, дом превращен в руины, а сам он с братом и сестрами вынужден прятаться в дебрях леса, которые отделяют всего две мили от его законных владений. Чувство, что он оскорблен, унижен, растоптан, не проходило. Он жаждал расправиться с теми, кто так жестоко с ним обошелся. И жил лишь надеждой на будущее, когда станет достаточно взрослым и, как покойный отец, поведет свое войско сражаться за короля, а после того как тот снова восторжествует, вернет себе все, что принадлежало ему по праву.
Якоб тщетно призывал его в такие моменты набраться терпения и до лучших времен смириться. Натуре Эдварда Беверли претил такой компромисс. И мало нашлось бы людей, сердце которых горело столь жгучей ненавистью к пуританам. От того, чтобы впасть в окончательное неистовство, его удерживали лишь два обстоятельства. Во-первых, Якоб старался ему поручить в такие периоды как можно больше работы. А во-вторых, Эдвард, при всей своей пылкости, был наделен от природы достаточным разу-мом. И, понимая, что справиться со своими врагами сейчас все равно не сможет, гасил в себе до поры бушевавшее мрачное пламя.