Дети песков
Шрифт:
— Что сейчас происходит? Мне Манс ничего толком не смог объяснить.
— Это проводы на испытание, — ответила сосредоточенная и серьезная девушка. — Сейчас начнется небольшая церемония.
— Нервничаешь?
Профессор окинул собеседницу обеспокоенным взглядом. Губы ее были сжаты, а в глазах читалась решимость вперемешку с тревогой. Хетай-ра поправила плащ и повернула голову в сторону спутника, легко ему улыбнувшись.
— Скорее, волнуюсь, что с тобой что-то случится в мое отсутствие.
— Я буду осторожен и внимателен, — заверил Лантею преподаватель.
Свита высокопоставленных
— В этот благословенный день я рада проводить свою младшую дочь Лантеялианну на ее первое испытание зрелости — испытание светом, — поставленным звучным голосом проговорила властительница Бархана.
Послышались сдержанные аплодисменты присутствовавших. Из окружающих домов понемногу начали появляться проснувшиеся жители города. Некоторые открывали свои лавки, другие же, привлеченные происходившим, подходили ближе к матриарху и прислушивались.
Мериона в сопровождении одной из прислужниц не отходила далеко от матери, равнодушно изучая небольшую толпу. Она скользила взглядом по лицам собравшихся, пока не остановилась на Ашархе. И в эту секунду профессор готов был поклясться, что увидел нечто змеиное в ее облике. Но наваждение быстро сгинуло, а Мериона перевела взгляд дальше.
— Будь же храброй, моя дочь. Пусть жар солнца и ветра пустынь не сломят тебя. Продолжай идти, даже когда силы закончатся. Найди и принеси домой цветок пустыни, — правительница говорила все это для народа, но ее глаза были направлены только на Лантею. — Как и положено по обряду, ты возьмешь с собой лишь воду и нож.
Мериона забрала из рук своей верной прислужницы Дайвы небольшой кожаный бурдюк и простой костяной нож. Она приблизилась к сестре и протянула ей необходимые вещи.
— Я возьму свой клинок, — сказала, как отрезала, Лантея, забирая только бурдюк. — С разрешения матриарха, конечно.
Девушка вопросительно посмотрела на правительницу, указывая на зеленоватый стеклянный нож, подаренный недавно братом и висевший у нее на поясе. Мать величественно кивнула. Мериона же только хмыкнула, окинув внимательным взглядом рукоять оружия, будто знала, чье имя было на ней высечено, и вернулась на свое место по правую руку от матриарха, даже не пожелав сестре удачи.
После этого служители двух мольбищ в белых и серых одеяниях по очереди окурили чашами с дымящимися травами отправлявшуюся на испытание хетай-ра. Они бормотали молитвы и призывали богиню одарить Лантею своей милостью, обрызгивая девушку каплями воды из стеклянных кубков с помощью крупных кистей, перевязанных темными лентами. Едва жрецы закончили свои обряды, как матриарх продолжила:
— Ступай же, Лантеялианна. Заслужи благословение Эван’Лин, добудь цветок и вернись домой с победой. Помни о том, кто ты есть. Докажи, что ты достойная дочь правительницы Третьего Бархана!
Мать вскинула руки над головой. Складки ее одеяния волнами спадали к ногам, по шелковой ткани метались неяркие отблески света, испускаемого грибами и светлячками, и этот калейдоскоп цветных бликов завораживал всех хетай-ра. Присутствовавшие, которых стало гораздо больше на площади с начала церемонии, встретили последние слова властительницы бурным ликованием.
Лантея быстро стиснула ладонь Аша на прощание, кивнула брату и двинулась сквозь толпу к покатой рампе, ведущей наверх. Девушка долго поднималась по ней, ни разу даже не оглянувшись на раскинувшийся внизу город — так расставаться с домом было куда проще. Все провожали ее молчанием, никто не шептался и не уходил, пока маленькая фигурка не прошла сквозь стеклянный купол. На мгновение открывшийся проход мигнул ярким солнечным светом и сразу же закрылся обратно, вновь погрузив всю рыночную площадь в полумрак.
Профессор почувствовал, как беспокойство за судьбу спутницы охватило его душу беспросветной мглой, свернувшись где-то под сердцем маленькой скользкой змеей.
Глава пятая. Да не ослепит свет
Секта тхаги поклоняется ночному облику Многоликой Матери, облику запретному и во многом таинственному. На их изображениях Эван’Лин скрыта под покрывалом, дабы тхаги не могли наблюдать за ее ночным преображением, а богиня не видела темные дела, что свершает секта после захода солнца. Они известные душители, и их мастерство очень востребовано по всех полисах: важно не поскупиться, и тогда тхаги беспрекословно устранят любого хетай-ра, затянув на его шее свой карминовый платок.
Сразу же после закрытия прохода Манс взял профессора за запястье и кивнул в сторону выхода из круглой пещеры. Ашарх достал словарик, написанный Лантеей вечером, и отыскал в нем строку «Горячие источники», но сын матриарха только отрицательно покачал головой.
— Ewan’Lin, — четко проговорил юноша и снял с пояса небольшие песочные часы.
Преподаватель вспомнил, что иногда видел свою спутницу как раз с похожими часами, когда она обращалась к богине. Видимо, в Бархане наступило время для утренней молитвы.
Манс нырнул в темноту главного коридора и через четверть часа действительно привел своего подопечного в мольбище Младенца, которое находилось в соседней от дворцовой залы пещере. Во время первой прогулки по Бархану девушка так и не показала это место профессору, сославшись на то, что храм хетай-ра обычно был заполнен народом с утра, но Манса это, видимо, никак не останавливало.
Здание мольбища оказалось очень неброско оформлено снаружи — голые шершавые стены, грубо прорезанные в толще камня окна и плоская крыша. В отличие от дворца, здесь отсутствовали резные рельефы, скульптуры или балкончики, да и само строение было совсем невысоким, одноэтажным. Ашарх сразу же вспомнил, как величественно и богато украшали храмы в Залмар-Афи. Там, чем крупнее было здание и роскошнее внутреннее убранство, тем сильнее, считалось, верующие выражали свою любовь к богу.