Дети песков
Шрифт:
Так, в кратчайшие сроки сформировали небольшой отряд опытных бойцов, которым отдали лучшее оружие с броней и отправили в сторону Первого Бархана, чтобы они прибыли раньше основного каравана и предупредили матриарха Иамес. Также создали несколько групп из добровольцев, перед которыми поставили задачу изучить все ближайшие ответвления и уровни основного коридора в поисках колоний светляков. Манс неожиданно высказал желание возглавить один из этих разведывательных отрядов, так как, по его словам, сидеть без дела ему не хотелось, а хотя бы так он мог почувствовать себя полезным. Группы выступили сразу же.
Лагерь погрузился в сон на неопределенное количество часов, но пробуждение вышло достаточно приятным: во время совместной
Река оказалась широкой, она вытекала откуда-то из-под каменных завалов, заполняла собой трещины породы, чтобы опять исчезнуть в противоположной стене пещеры. Впервые оказавшиеся в Диких тоннелях страдальцы смогли наконец разглядеть друг друга: робкий свет влаголюбивых грибов озарял все видимое пространство. Здесь тянулись навстречу друг другу покрытые холодными каплями сталактиты и сталагмиты, частично обросшие лоскутами фосфоресцировавшего зеленого мха. Вода в реке была ледяной, пробиравшей до самых костей, и совершенно непрозрачной, но это не останавливало запорошенных пылью и песком выживших. Возможно, в темных глубинах даже водилась рыба, но, если она и была, то сотни пловцов ее абсолютно точно распугали.
Хетай-ра провели у реки достаточно много времени. Жители разрушенного Бархана купались, поделив видимое пространство на мужскую и женскую зоны, стирали свою одежду, многие предусмотрительно создавали из песка кувшины и сосуды, в которых можно было нести воду дальше. Другие, по распоряжению Мерионы, осторожно счищали со стен мох и лишайник, чтобы приготовить из него пищу для лагеря.
Конечно, одна, пусть и полностью заросшая съедобными растениями, пещера, не могла утолить голод пяти сотен хетай-ра. Каждому на руки выдавали по небольшой лепешке, которые готовили из перетертых в муку растений прямо у реки, подсушивая хлеб на раскаленных магией камнях. Одинаковые порции полагались как старикам и детям, так и самому матриарху, но Мериона старалась приободрить выживших тем, что в Диких тоннелях было еще достаточно рек и озер, и в последующих вполне могло оказаться больше пропитания, в том числе рыбы или водорослей.
Как только высохли вещи, колонна двинулась дальше. Теперь, когда каждый второй сжимал под мышкой наполненный прохладной влагой кувшин, хетай-ра стали спокойнее. Во главе каравана двигалась Мериона, окруженная стражей и служанками. Еще при слабом свете грибов на последней стоянке Лантея заметила, что из обитателей дворца немногим удалось выжить: старому сгорбленному кухарю, двум его внукам-поварятам, близнецам Ниэле и Аркоции, тихой Дайве и писарю бывшего матриарха. Девушка с горечью думала о тех, кто навечно остался под грудами песка, о сотнях достойных хетай-ра, оказавшихся пленниками собственного города: о добродушном смотрителе птичника Акиле, о строгом канцлере Эхенади, и, конечно, о суровом отце и мудрой матери. Какие бы недомолвки и распри ни были между Лантеей и родителями при жизни, но теперь они рассеялись, оставив лишь неуловимый привкус утраты на языке.
— Меня все еще терзает вопрос, кто же желал нам с Мансом смерти, пока ты отсутствовала на первом испытании? — ненароком вклинился в мысли своей спутницы профессор.
Лантея вместе с Ашархом ступали прямо за матриархом и ее свитой, изредка заводя короткие ленивые разговоры, которые служили больше для определения местонахождения собеседника в кромешной темноте и как единственная доступная альтернатива наскучившему счету шагов.
— Это уже неважно. Если это были мать или отец, то теперь мы не узнаем об их причастности. А Мериона сильно изменилась. Поверь, в данный момент ее тревожат совсем иные мысли, — слабо откликнулась девушка, которая хоть и знала истину, но не собиралась делиться ей еще с кем бы то ни было, кроме себя самой. Это была ее сокровенная тайна.
— Думаешь, теперь все закончилось? — с сомнением спросил преподаватель, случайно отправляя в полет какой-то мелкий камень, попавшийся под ноги.
— Уверена.
— Мне бы тоже хотелось надеяться на подобный исход… Но тогда объясни мне кое-что другое, Тея. Как быть с нападавшими?
— Тебя тревожит что-то конкретное?
— Да. Последнее время я все пытаюсь понять, как имперцы обнаружили Бархан. Допустим, я могу еще объяснить их агрессию по отношению к вашему народу. Все же ифриты уже не первое тысячелетие собирают кровавую дань со всех земель материка. Война — это их, скажем так, священная миссия, а обмены любезностями и долгие переговоры не были в чести ни у одного генерал-императора. Но отыскать в пустынях запрятанный единственный вход в город, о котором они только легенды собирали веками… Как?! Как им это удалось?
— Говоришь, легенды собирали? — напряглась Лантея.
— И постоянно посылали следопытов и разведчиков их проверять. Чуть ли не каждый новый правитель считал своим долгом отправить в пустыни Асвен небольшое войско, чтобы уже через месяц оно вернулось с пустыми руками, а также значительно прореженное ядовитыми змеями, самумами и зыбучими песками… Насколько я помню, единственная экспедиция, которую можно считать успешной, состоялась в первое столетие после формирования империи, как только закончилась Баск Шор, Эпоха вождей. Тогда ифриты три месяца блуждали по пустыням и впервые вышли к заливу Таглаф. Ничего не нашли касательно песчаных жителей, но хотя бы узнали, где кончаются пустыни Асвен — это и можно считать их самым крупным успехом. Правда, скорее, в географическом плане.
— И почему же они были так увлечены поисками моего народа? — поинтересовалась девушка, неслышно ступая рядом.
— Они и до сих пор увлечены, — тихо бросил профессор и пожал в темноте плечами, но это движение его собеседница при всем желании не могла бы увидеть. — Никто точно не знает почему… Но я, изучив в свое время мемуары древних вождей Баск Шор, нашел некоторые подтверждения своих догадок. По их легендам, богиня Азума, когда сотворила ифритов из огня, сказала, что будет довольна своими детьми только если они положат к ее ногам весь мир.
— Ты думаешь, они успокоятся, лишь уничтожив все живое?
— Не уничтожив. А принеся в жертву своей кровавой богине. Это не одно и то же. В столице империи стоит монументальная пирамида, все ее подножие тонет в крови. Ифриты пленяют чужаков, кого-то оставляют рабами, другим перерезают глотки и сжигают тела в жертвенном огне, насыщая Азуму силой и благодаря ее за военные победы. Лишь когда все враги ифритов окажутся или их рабами или жертвами, то богиня будет довольна.
— А для ифритов врагами являются все остальные народы, да? — пришла к единственно верному выводу хетай-ра.
— Да. Но, опять же, это только мое предположение. Сами имперцы, как ты могла догадаться, никогда никому не объясняли свои мотивы.
Ашарх замолчал на несколько секунд, а после негромко протянул:
— И все-таки, как они могли найти Бархан?..
— У меня на языке крутится какая-то мысль, но я уже который час не могу ее сформулировать.
— А я все вспоминаю, как в Италане и Аритхоле ходили слухи, что часть гарнизона ифритской крепости Нертус вместе с подкреплением из центральных округов перешла границы с пустынями Асвен и двинулась вдоль Мавларского хребта на запад, — неторопливо размышлял вслух профессор, которого осенила недобрая догадка. — Тогда поговаривали, что армия движется к перешейку горной цепи, чтобы атаковать Залмар-Афи с юга, откуда Пророк Бога никогда не ждал нападения. Светоч опасался, что они первыми примут войска неприятеля…