Дети Русколани
Шрифт:
Тем неожиданнее был маневр верной царю конной гвардии, разгромившей большой отряд, направлявшийся к Ладограду. Беспощадные в боях с врагами, гвардейцы не умели быть такими со своими соплеменниками, и не уничтожили, но просто обратили в бегство вражескую пехоту, прорвав ее строй таранной атакой и затоптав жрецов, из-за чужих спин призывавших воинов умереть за веру. Аргерд получил первое предупреждение и все понял, повернув войско на Русколань. Но было поздно – не бессильным недругом и не кающимся грешником вышел к нему на встречу Володар, но вождем многотысячной рати, защитником свободы своего народа и веры Предков.
…К царю, которому подводили коня, приблизилась Морра Линдхольм – в доспехах, крылатом шлеме, которые
– Конунг ариев! Быть может, мои воины не будут принимать участия в битве? Они не наемники, и не хотят убивать твоих людей!
Володар бросил, не оборачиваясь:
– Отрекающийся от Богов отрекается от родства. Эти люди приходятся мне только врагами.
Он поднялся в седло и медленно поехал вдоль передней линии воинов, чтобы занять место во главе конной гвардии. Его пытались отговорить от риска собою на военном совете – безрезультатно. Приветствуя вождя, над полками поднимались их штандарты, однако сами воины молчали. Молчал и царь – он понимал, что это – не та битва, участие в которой наполняет душу злым и яростным восторгом, которая при всем своем ужасе – прекрасна и желанна для воина и полководца, о которой с законной гордостью будут рассказывать детям и внукам… Лишь непобедимая конная гвардия, встретившая его сдержанным гулом нетерпения, да фанатично преданные Арьяварте пехотинцы-венеты не испытывали в себе этого противоречия: ведь там, впереди – СВОИ ЖЕ.
Володар надел шлем и обнажил клинок. Так и не нашел он в себе слов, которыми мог напутствовать свое войско в эту небывалую битву! Поэтому он просто взмахнул мечом и крикнул давний клич конной гвардии:
– За Русколань! Вперед!
И для каждого из ариев эти слова прозвучали, наполненные великим смыслом битвы за Родину и за Свободу…
Войско двинулось вперед. Володар уже не слышал, что кричат позади – все закрыл собою грохот множества копыт. Клин конников, на самом острие которого был он, стремительно оторвался от держащей строй пехоты и понесся на рать Аргерда. Ближе, ближе линия щитов и острия копий, нацеленные на скачущих…
“Вот и смерть.” – равнодушно подумал Володар. Он понимал, что скорее всего сейчас вместе с конем повиснет на этих остриях… Но вопреки всему его переполняли воодушевление, ярость и какое-то хмельное веселье. Пусть воины видят, что их вождь всегда вместе с ними!
Одно из копий пришлось ему в щит, другое он отбил мечом и, взметнув коня на дыбы, ударил снизу вверх. Сверкающая дуга опрокинула копьеносца навзничь, его шлем слетел, и из-под полусорванного подшлемника выбились русые, совсем как у самого царя, волосы. Володара передернуло, но боевой конь, привыкший к таранным атакам, рванулся вслед за остальными, тяжело опустив передние ноги на грудь следующего противника. К царю вернулось самообладание, и он с разворота снес еще чью-то голову. Как повезло, что больше половины вражеского войска непривычно к боевым построениям! За линией копьеносцев были в основном ополченцы, могшие разве что поднырнуть под конское брюхо и вспороть его, но в их рядах началась паника, какой и следовало ожидать. Хорошо держались рассредоточенные для поднятия боевого духа у остальных профессиональные пешие воины, но их было не слишком много. К тому же, вслед за конным клином до вражеской линии докатилась и лавина пехоты.
Вся конница, которая была в распоряжении Аргерда, представляла собой верных ему бояр и их конных дружинников. Этот резерв он берег до самого конца, но увидев, что его войско вот-вот дрогнет, тоже повел их в атаку. Как раз клин конной гвардии, смятый и деформированный прорвался сквозь пехоту и замер…
Две конных лавины столкнулись, и начался ад кромешный. В давке ближнего боя теперь все решали не столько боевые навыки и опыт, сколько удача. Можно было ожидать удара с любой стороны –
Прижавшись к конской шее и выставив клинок, Володар прорвался сквозь мчавшихся навстречу конников – на него обращали внимания не больше, чем на других, в горячьке боя неотличимых от царя, воинов. Он хотел было развернуться и снова кинуться в бой, но тут же придержал коня – к нему медленно, шагом, верхом приближался Аргерд. На некотором расстоянии он тоже остановился. Братья долго смотрели друг на друга, и бой, казалось, шумел где-то в стороне, не касаясь их самих. Наконец Володар первым соскочил с коня, и Аргерд последовал его примеру – ведь в освященном Богами поединке следует биться пешим.
– Вот так вот, брат… - наконец нарушил тишину царь. Они наставили друг на друга мечи и медленно закружились, не дерзая наносить первый удар.
Володар тщетно пытался разбудить в себе ненависть к предателю родных Богов, ввергшему доставшуюся от отца Державу в пламя междоусобной войны, а Аргерд искал в себе решимость погубить вождя идолопоклонников, стоящего на пути к торжеству Небесного Господина. Но на ум приходило совсем другое… Общие игрушки, металлические, деревянные фигурки воинов, бешеные скачки на конях по весенним и летним полям, вечерние разговоры обо всем на свете и первые, фантастические мечты об обладании женщиной, учебные поединки во дворе… Братья великолепно знали каждую ухватку, каждый прием, который мог быть использован кем-то из них. Но отступать было уже поздно. Потому что и за Аргердом, и за Володаром стояли тени тех, кто сложил головы ради их победы. И поединщики кружили на месте, не смея вложить меча в ножны и не смея ударить.
…Никто уже не скажет нам, что произошло в сердце у Аргерда. Он неожиданно опустил щит и меч, оглядел поле брани, словно не понимая, где оказался, а затем безвольно разжал руки и поднял на брата полные слез глаза:
– Брат! Прости меня!..
Володар задрожал. Его бил такой озноб, что зуб не попадал на зуб. Но его разом охрипшая глотка выдавила:
– Нет!
Он сделал шаг вперед, нанося удар – и голова Аргерда отлетела в сторону. Кровь брата страшным фонтаном закрыла царя, труп осел на колени, а Володар все стоял и стоял под этой страшной струею, чувствуя, как на него накатывается даже не паника – безумие…
Какова же страшная сила, сокрытая в архаичном слове “Верую!”, если из-за него брат восстал на брата…
Какое темное могущество стоит за всеми словами о “праведности” и “грехе”, если из-за них брат убил брата…
Стрела свистнула над плечом царя и засела в земле. Пребывая где-то на грани реальности и сна, Володар обернулся. Позади стояла Таарья, в полном воинском облачении, ее глаза пылали ненавистью. Уже совсем безразлично царь смотрел, как она кладет новую стрелу на тетиву своего тугого охотничьего лука. Володара переполнило странное безразличие, сродни стремлению к смерти. Стрела вонзится в его сердце – и не будет усталости, ответственности, необходимости принимать решения… А на таком расстоянии не промахиваются. Наверное, в этом есть свой, глубокий смысл – он падет от руки любимой, пусть и ненавидящей его больше, чем кого-то другого.
Покрытый с ног до головы кровью, Володар недвижно стоял, несколько склонив голову, опустив оружие и щит, как только что-его брат. Он хорошо видел, как Таарья, что-то шепча, натянула тетиву.
Когда дротик-сулица пробил грудь девушки, царю на миг показалось, что удар достался ему самому…
Его эльфийка разжала руки, и стрела вонзилась у самых ее ног. Из ее рта потекла кровь, и Таарья упала навзничь.
Душа царя Володара рванулась к ней, и он даже сделал три шага, но, собрав всю волю в кулак, он заставил себя обернуться.