Дети Ржавчины
Шрифт:
Я сделал глоток. На вкус это была яблочная наливка, довольно крепкая. Подозрения усилились. Зачем это он меня спаивает?
– Я не знаю, кто ты такой, – проговорил погонщик, не переставая ухмыляться, – но ты, похоже, хороший боец. А вот все остальные думают, что ты сумасшедший. Или лжец. Уже подходящее имя подбирают. Представляешь, каково тебе будет с таким именем?
Я молчал.
– С таким именем тебя не возьмут даже в старосты, – продолжал он. – Не надейся, что твоя сила
Я сделал еще два больших глотка и почувствовал себя чуть свободнее. Подорожник сверлил меня взглядом.
– К тому же ты – чужак. У нас не доверяют чужакам. Ничего не доверяют, кроме навоза.
– А у вас часто бывали чужаки? – поинтересовался я.
– Редко. Я видел двоих. Один появился на речной заставе, он не говорил ни слова, только рычал и бросался на людей. Его посадили в клетку и показывали за клинки, пока он не умер с голоду. А другого убили крестьяне, когда он воровал капусту с огородов. Надеюсь, ты не из их племени?
– Наверно, нет.
– Я хоть и не верю тебе, но выхода у меня нет. Ты – воин, а не конюх. Становись погонщиком. Я отставил в сторону кружку.
– И что дальше?
– Будешь ездить с нами. Будешь иметь клинки. Есть досыта. Тебе мало? Ты к тому же получишь хорошее имя.
«Он меня еще уговаривает, – с восторгом подумал я. – Ведь это именно то, что мне нужно. Не ему, а мне!»
– Как же мы будем вместе работать, если ты мне не веришь?
– Я никому не верю. Для моей работы это не очень-то надо…
– Ошибаешься…
– А про тебя я все узнаю после первого же переезда. Так ты согласен?
– Подожди… Я все-таки хочу понять, зачем нужен я. Разве мало хороших бойцов? И разве трудно уговорить их стать погонщиками, если и еду, и клинки, и имена вы гребете лопатой? Зачем тебе я – чужак, ненормальный, которому ты не веришь?
Я должен был задать этот вопрос. Мне по-прежнему казалось, что со мной хотят сыграть и обмануть. Все складывалось слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Погонщик перестал улыбаться.
– Безымянный, ты, наверно, не понял, какую судьбу я тебе предлагаю. Мы будем ездить по дорогам. Там не будет старост. Там нет Холодных башен. Только посланники Прорвы и разбойники за каждым деревом. Безымянный, каждый наш выезд – прогулка по краю могилы! Так что решай сразу.
Я молчал. Конечно, я был согласен, но не спешил объявить об этом. Я готовился задать один вопрос.
– Ведь это ты подобрал меня на дороге? – проговорил я.
– Да, я. Но на этот счет не волнуйся. Ты мне ничего не должен.
– Ты помнишь это место?
– Помню, примерно, – слегка удивился погонщик. – А что?
– Это далеко?
–
– Ну… да. Смогу я побродить часок, если мы окажемся там?
– Значит, согласен, – облегченно сказал Подорожник и бесцеремонно отпил из моей кружки. – Что, интересно, ты будешь там искать? Наверняка это уже нашли без тебя.
– Нет… – я замолчал, не зная, стоит ли сразу раскрываться. Потом решил, что стоит. Мне не терпелось узнать ответ. – Там должна быть пещера…
– Ха! Там тысяча пещер. Какая тебе нужна?
Сердце екнуло. Но не остановилось. Ничего страшного, жизнь продолжается. Тысяча пещер – не миллион. Можно поискать.
– Странный ты какой-то, – хмыкнул погонщик. – Завтра сходим к Лучистому, я скажу, что забираю тебя. А ты помойся хорошенько. От твоей одежды так несет навозом, что хочется плюнуть.
Я вышел в пустой темный двор. Тысяча пещер… Сейчас, когда я узнал, что вернуться будет непросто, мне вдруг впервые захотелось домой. К Лерочке. К Катеньке. К троллейбусам и шумным улицам. К Директору, наконец.
Тысяча пещер. Ну ничего. Главное, стронуться с мертвой точки. Теперь все будет по-другому. Теперь что-то изменится, наверняка.
Я наивно полагал, что могу следующим утром поваляться лишний часок после подъема. Но староста, пришедший выгонять нас работать, понятия не имел о переменах, наступающих в моей жизни. Ему было на них наплевать. Он считал, что, пока я числюсь на конюшне, должен заниматься лошадьми, и был по своему прав.
Пришлось таскать лоханки с водой. Однако теперь меня не угнетали ни эта работа, ни тошнотворный завтрак, съеденный вскоре после пробуждения. Я испытывал пренебрежение к своей прежней, неуютной и уже отдаляющейся жизни. Наконец-то наступали те перемены, о которых я столько думал. Я уже жил там, в завтрашнем дне, где я наконец смогу оторваться от постылого овощного двора, где увижу все, что хочу видеть, и найду ответы на накопившиеся вопросы. Я был убежден, что именно так и сложатся события.
После обеда мы с Подорожником отправились на попутной повозке к Лучистому. Тот собирался куда-то уезжать и уже сидел в седле своей новой лошади. Человек с обожженным лицом, которого я уже однажды видел, был рядом с ним. Он гарцевал на своем коне, высокомерно поглядывая на меня.
Повелитель не побрезговал сказать мне несколько слов. Он говорил о нешуточном доверии, оказанном мне, о необходимости быть честным и храбрым, о верности своему господину и благодетелю. Под последним он имел в виду себя, конечно.