Дети Ржавчины
Шрифт:
Я, к сожалению, не обратил должного внимания на эти слова.
– Итак, все, что мы должны сейчас делать – это охранять от Прорвы людей, работающих на огородах. Мне кажется, Подорожник, тебе придется бросить ремесло погонщика и научиться поднимать в воздух такую же штуку, – я ободряюще улыбнулся ему, кивнув на истребитель.
Лицо Подорожника вытянулась.
– Я? В воздух?
– И не только ты. Надеюсь, у тебя на примете есть десяток надежных людей, которым мы сможем довериться в первое время.
– Люди-то есть, но…
Надежде надоело молча смотреть на нас, она встала.
– А ты боишься? – спросила она.
– Нет, – уверенно соврал Подорожник, не сводя с нее глаз.
– Ну, пошли, – она показала взглядом на истребитель.
– Куда?
– В воздух! Попробуй сам – это не трудно. Подорожник встал, в замешательстве посмотрел на меня.
– Может, потом?
– Только сейчас, – покачал головой я.
– Если боишься, тогда посиди, подумай, – предложила Надежда.
– Я ничего не боюсь, -насупил брови погонщик. – Идем.
Я без усмешки посмотрел, как он на подгибающихся ногах приближается к истребителю. Я понимал, что еще многим людям придется ломать суеверный страх перед этой могучей, рычащей, плюющейся огнем машиной.
ПЕРЕГОВОРЫ
Уже следующим утром я увидел Холодные башни. Как и прежде, я не мог оторвать от них глаз. А что до Надежды, то она, казалось, забыла обо всем на свете, созерцая батарею исполинских черных столбов, выросших у подножия горного хребта.
Меня вдруг кольнуло тревожное предчувствие – а что, если Башни поступят с нашим истребителем так же, как поступали с аэроидами? Но едва я открыл рот, чтобы предостеречь девушку, она прибавила скорости и сделала над Башнями лихой вираж, осматривая их с высоты. Слава богу, ничего с нами не произошло.
Сидящий за нами Подорожник давно уже не трясся и не закрывал глаза. Наоборот, он смотрел на мир, стараясь не упустить ничего – впервые человек его эпохи мог видеть землю с такой высоты. Он довольно быстро, хотя и трудно преодолел свой страх перед небом – еще вчера, когда мы по очереди пробовали поднимать машину в небо и разгонять ее по прямой.
В моих движениях пока не было той свободы и уверенности, какую имела Надежда, но я убедился в главном – мои руки помнят, как управлять истребителем, мой вестибулярный аппарат по-прежнему улавливает и крен, и ускорение, а мозг правильно обрабатывает сигналы и дает верные команды мускулам. Что упускал я, то компенсировала автоматика – это здорово чувствовалось.
Подорожник, конечно, не научился за один вечер почти ничему. Но вчера перед сном Надежда сказала мне, что из него будет толк. Ему приносило удовольствие одним движением руки заставлять машину взвывать, как сто ураганов, и мчаться ввысь со страшной скоростью. Главное, он быстро перестал бояться ее, воспринимая так же естественно, как свою лошадь.
По дороге мы заметили вдалеке одинокий аэроид, и Надежда, не слушая наших отговоров, сделала
Мы приземлились в лесочке за городом. Было еще очень рано, и мы не боялись, что нас заметят. А если и заметят – вряд ли подойдут. Никто еще не слышал, что такое истребитель, зато все знают, что означают посланники Прорвы.
Я вышел на пустые улицы, разбудив двух старост, поставленных охранять покой заставы. Они тупо и зло смотрели мне вслед, но не желали тратить на меня ни капли сил, поэтому даже не окликнули.
Пока я шел от окраины к дому Лучистого, застава просыпалась. На улицы выбирались сонные прохожие, скрипели ворота, стучали по камням колеса повозок.
Когда я постучал в ворота Лучистого, улицы были уже полны. Дежурный староста сердито посмотрел на меня.
– Мне нужен хозяин, – спокойно сказал я.
– Какой хозяин? – последовал раздраженный вопрос.
– У тебя разве много хозяев?
У старосты нервно дернулось ухо. Он хотел, видимо, осыпать меня бранью и вытолкать, но потом посмотрел на тесак, на кожаную куртку и решил, что не стоит без особой нужды грубить погонщику.
– Лучистый еще спит, – мрачно проговорил он. – Тебе не объясняли, когда нужно приходить?
– Скажи, что пришел Безымянный – он проснется.
Староста поморщился и исчез за дверью. Я приготовился ждать. Конечно, он не пойдет к Лучистому, а сначала доложит начальнику службы, тот передаст управляющему – и так, пока кто-то не решится нарушить покой его величества ради погонщика в запыленной одежде.
Дверной запор загремел на удивление скоро, дверь приоткрылась.
– Сначала отдай оружие, потом заходи, – велел староста.
Я без сожаления просунул тесак в щель, и дверь открылась полностью. Двор был пустым. Староста завел меня за угол и поставил перед стеной дома.
– И что дальше? – поинтересовался я.
– Жди, – ответил староста и ушел.
Я прошел вдоль стены, осмотрелся. Вокруг, закрывая собой забор, теснились хозяйственные постройки. Я искал пути отхода, но с каждой минутой убеждался, что надежного варианта нет. Обдумать это по-хорошему я не успел, потому что на втором этаже скрипнула створка окна.
– Что тебе? – послышался голос Лучистого.
Я задрал голову. Общаться в таком положении было неудобно.
– Нам нужно поговорить, – сказал я.
– Ну говори… – равнодушно позволил хозяин.
– Может, я поднимусь наверх? Мне не хочется говорить вот так…
– Твоя наглость не имеет предела. Ты еще смеешь заявлять, что тебе чего-то не хочется. Быстренько рассказывай, что ты знаешь, я и так поднялся из-за тебя ни свет ни заря.
Лучистый опасливо выглядывал из окна, сонные глазки бегали зло и в то же время радостно. Я догадывался, чему он радуется.