Дети сектора
Шрифт:
Мансуров с Гинзбургом как раз проходил мимо. Первый остановился, глянул снизу вверх и промолчал; за него ответил генерал:
– Надо сделать перевязку полковнику Мансурову.
– Оставьте! Потом. Прежде надо разобраться с передатчиком, – проговорил полковник уже на выходе. – Предупреждаю: шансов мало, но мы должны попытаться.
Растерянная Яна замерла посреди зала, генерал поманил ее, вынул аптечку из ящика стола и протянул:
– Девушка, отправляйся за ним. Сепсиса нам только не хватало.
Мансурова и Гинзбурга удалось настигнуть
Занимался рассвет: небо меняло цвет с запада на восток – с черного на бледно-розовый. Впереди хромал Мансуров. Он старался держать спину прямой, плечи – расправленными, но было видно, что полковник работает на холостых оборотах. Если прислонить его к стенке – стоя заснет.
– Подождите! – крикнула она.
Гинзбург глянул через плечо и зашагал медленнее.
Мансуров недобро зыркнул и процедил:
– Я же просил: не сейчас…
– От вас ничего не будет требоваться, девушка сделает перевязку на месте, – вступился за нее Гинзбург, и Мансуров махнул рукой.
«Подвал» находился под квадратным зданием, что за площадкой, у самого забора, и представлял собой настоящий бункер, поделенный на кабинеты. Мансуров пригибался, чтобы не удариться лысиной о потолок. Яна была среднего роста, от ее головы до потолка оставалось сантиметров десять.
Гном загремел связкой ключей, отпер одну из дверей и щелкнул выключателем. Оплетенная проводами, на черной пластине лежала похожая на монету круглая мраморная плита с выдолбленными точками, треугольниками, волнистыми линиями. Над ней висела катушка магнитной индукции. Чуть в стороне, на колченогом столе, громоздились приборы, из которых Яна узнала только осциллограф.
Гном залип перед приборами, по экрану осциллографа побежала ярко-зеленая линия, похожая на кардиограмму. Полковник сел на единственный стул, почесал щетину, положил руку на спинку стула и сказал, глядя на Яну в упор:
– Ранению приблизительно сутки. Со мной ничего не случилось за это время, мог бы потерпеть еще пятнадцать минут. Но если уж генерал настаивает… Занимайтесь.
Яна должна была повернуться спиной к передатчику, она волновалась, и у нее немного дрожали руки. Не грозного Мансурова она боялась и не того, что неправильно сделает перевязку, – ее сковывал страх при мысли о том, что передатчик не заработает, и нить надежды оборвется. Мансуров, похоже, в успех не верил изначально. Гинзбург – тоже, лишь гном светился благоговением и радостью.
От засохшей крови повязка одеревенела – Яна смочила ее перекисью и вздрогнула, когда донесся монотонный гул. Девушка посмотрела на плиту через плечо. Гном занимался приборами, Гинзбург сидел у передатчика на корточках, гладил его и говорил:
– Правда, похоже на белый мрамор? Только вот никакой это не мрамор. Мы пытались отколоть образец для экспертизы, и ничего не получилось. Разбивать эту штуку мы не решились. Вскоре профессор Астрахан потерял интерес к прибору, и им занялись мы с Толянычем…
«Монета» немного потемнела, а выдолбленные символы начали излучать красноватый свет. Отвернувшись, Яна осторожно, слой за слоем, принялась разматывать повязку. От волнения дыхание сбивалось, сердце норовило разбить грудную клетку, руки деревенели и плохо слушались, бросало то в жар, то в холод.
Последний слой тряпки врос в рану, пришлось снова поливать ее перекисью и ждать, пока размякнет. Пытка временем все длилась и длилась.
Мансуров напоминал хищную птицу, впившуюся взором в добычу. Когда Яна оторвала корку раны вместе с повязкой, он даже не поморщился. Пулевых отверстий было два, из того, что выше, хлынула кровь. Мансурову повезло: пули прошли в нескольких сантиметрах от кости, одна из них застряла в мягких тканях, повредив несколько сосудов. Плечевую артерию вроде не задело.
– Резать надо, – проговорила Яну, вытирая кровь. – Пуля не вышла. Пальцы двигаются? Пошевелите.
Мансуров выполнил ее просьбу и обратился к гному:
– Ну, что?
Тот пожал плечами, стал на колени перед «монетой».
– Не знаю. Сколько мы кричали в эту штуку, ни разу никто нам не ответил, зато мы слышали чупакабр, вырвиглоток и диких собак. Даже леших, у которых должна сохраниться такая же штука, не слышали.
Не дождавшись, пока Яна его перевяжет, полковник встал, навис над передатчиком, покапал на него кровью:
– В прошлый раз сработало. Не так, как нам надо, но все же…
Гном посоветовал:
– Вы поговорите с ними. Если передатчик работает, они вас услышат и ответят.
Шейх откашлялся и прокричал:
– Астрахан, Рэмбо, Марина, это Шейх! Вы меня слышите?!
Глава 7
Твари, загнавшие Данилу в вентиляционную шахту, уходить и не думали. Остались охранять сердце своего бога. Загудело сильнее, стало жарко – в генераторной начали раскручиваться сферы. Астрахан слизнул каплю пота и понял, что адски хочет пить, и если не напьется в скором времени, то сдохнет. А еще он прислушивался, все еще надеясь, что хамелеоны уйдут в телепорт. Рокот генератора стих, Данила, сжимая трубку облучателя, двинулся к просвету. В коридоре было тихо. Вдруг проход свободен?
Просвет все ближе, ближе. Теперь медленно повернуть голову и посмотреть, что там. Бронзовые доспехи, опалесцирующая красным стена… Вроде никого. Но покидать убежище Данила не спешил – вдруг охрана возле генератора и скоро вернется? К тому же в коридоре ощущалось присутствие чужака. Совершенно детский иррациональный страх: ты его не видишь, но уверен, что он прячется в черном углу.
Данила подполз к отверстию, лег и собрался уже вылезти, но краем глаза уловил движение и замер, а потом посмотрел вверх и вжался в трубы: там шевелился бурый клубок из мохнатых лап, тел, хвостов. Отдельных особей сразу было не различить. Пауки – не пауки, обезьяны – не обезьяны. Круглые тела, вроде шесть лап с длинными пальцами. Твари прицепились к потолку и свесили круглые лысые головы с вывернутыми ноздрями. Пасти их были разинуты, и Данила разглядел острые лезвия зубов.