Дети Шини

Ида Мартин

С улицы парни примчались злые и взбудораженные, постоянно переругивались и обзывались, так что понять, в чем дело было невозможно.

– Не получилось с машиной?
– осторожно спросила я.

– С машиной всё хорошо, - Якушин был уже основательно заведен.
– Плохо, что тут, оказывается, живут люди, которые телевизор смотрят.

И он рассказал, что пока Марков, Герасимов и Петров расчищали выезд и дорогу, к ним подошел местный приставучий дед. Начал докапываться кто такие, зачем и откуда. Сам Якушин в это время был в гараже, а когда вышел, оказалось, что Марков уже успел изрядно нахамить деду. И тот сначала вроде бы ушел, но потом очень быстро вернулся, и стал читать лекцию о тяготах военного времени, а когда закончил, объявил, что идет вызывать полицию. Петров сразу же

предложил убить деда, но никому уже было не до шуток.

Получалось, что нам нужно срочно сваливать из деревни. Дружно обозлившись на Маркова, мы начали собираться, как полоумные. Свежесваренный Настин суп пришлось вылить, а вот в чугунный котелок с курицей и рисом Герасимов вцепился, как в спасательный круг. И мы отдали ему этот котелок в обмен на черную толстовку с Рамштайном для Амелина, потому что его собственный свитер, всю ночь провалявшийся под стулом, высохнуть не успел.

==========

Глава 12 ==========

Вероятно, дед свою угрозу исполнил, так как через полтора часа на повороте в сторону Волоколамска нам повстречались аж две полицейские машины. Но про Газель никто не знал, так что на трассу удалось выехать беспрепятственно.

Когда же до всех дошло, что мы едва не попались, но ловко ускользнули от преследования, стало отчего-то очень легко и весело, даже азартно как-то.

Ярко освещенные солнцем снежные поля, мелькавшие за окном, теперь ничуть не угнетали, в них словно появился какой-то скрытый, но очень важный и правильный смысл. Кругом всё было белым, первозданным и идеально чистым, как тот самый лист, с которого заново начинают делать все неудавшиеся дела, в том числе и жить. Может, так оно и должно быть? Может то, что мы делаем даже хорошо? Для нас хорошо, да и для всех. Может, там впереди, за каким-нибудь очередным поворотом нас ждет нечто удивительное, волшебное и прекрасное, что-то совершенно необыкновенное и счастливое? Сверкающие лучи солнца, настойчиво проникающие сквозь припорошенные кроны деревьев, ещё сильнее разжигали ощущение этой радужной надежды.

– Сделай погромче!
– закричал вдруг Петров сзади, мощным энергетическим вихрем врываясь в моё мечтательное созерцание.
– Классная песня!

Я прибавила звук, и машина сразу бешено закачалась, потому что Петров тут же запрыгал.

– Давай громче, - кричал он.
– Ещё громче!

"Cast off the crutch that kills the pain

The Red Flag waving never meant the same

The kids of tomorrow don't need today

When they live in the sins of yesterday".

Кажется, они орали все втроем: Петров, Марков и Герасимов. Кто-то нещадно путал слова, но это было не важно, потому что мы все завелись, даже Настя, даже Якушин энергично кивал в такт головой и, создавалось ощущение, что вся наша машина буквально скачет по дороге в яростном ритме Красного флага.

Это было, как выбросить из головы всё прошлое, не загадывать на будущее, не бояться, не планировать, не сожалеть, просто быть здесь и сейчас, ощущать каждую секунду вечностью и, окунувшись в бессмертие, обрести суперсилу. Я тоже жизнерадостно запрыгала на сидении, и Якушин добродушно расхохотавшись, так посмотрел на меня, что если бы такое случилось два года назад, я бы, наверное, умерла от счастья.

Потом же, когда приступ общей беспричинной радости понемногу улегся, парни сзади решили то ли пообедать, то ли поужинать. Они ели втроем прямо из котелка. Ложка была всего одна и больному Амелину её, конечно же, не дали, но у меня в куртке оставались два сникерса - мой и Настин, и я отдала их ему и Якушину, потому что Настя сладкое не ест, а я могла потерпеть. В общем, всё было очень даже хорошо и весело, до тех пор, пока мы не добрались до Волоколамска.

Сначала кое-как нашли вокзал и высадили Маркова с Герасимовым покупать билеты. Одному на Москву, другому на Псков, а сами поехали искать больницу. Думали, это недолго. Минут пятнадцать. Потому что слово Волоколамск хоть и длинное, а город, оказался совсем

небольшой и тихий. Герасимов говорил, что Волоколамск самый старый город в Московской области, и я охотно ему верила. Все постройки здесь были невысокие и скромные, от них веяло древностью и советской эпохой одновременно, а расстояния между группками домов такие, что в Москве между ними поместился бы целый квартал. Герасимов ещё рассказывал про кремль и собор, на которые стоило бы посмотреть, но в нашей ситуации было не до экскурсий. Мы только мельком поглазели на черные купола с золотыми крестами и белую колокольню в окошко, пока искали вокзал и когда, высадив там Маркова с Герасимовым, возвращались обратно на трассу. Оказалось, что Центральная больница города находилась совсем не в центре города. Пришлось останавливаться чуть ли не возле каждого прохожего, чтобы спросить, как туда добраться, ведь ни gps, ни карт у нас не было.

При этом раз в пять минут звонил Марков и психовал, что на вокзале рядом с ними ходят полицейские и подозрительно косятся. Он так громко и нервно это говорил, что даже я, сидя рядом с Якушиным, всё слышала. Но масла в огонь подлила Сёмина, когда стала делать замечания, что мы очень быстро и опасно едем, а в довершении всего, Петров заныл, что его укачивает. Одним словом, Якушин по неосторожности очень грубо подрезал какой-то синий Мерс. Понятное дело, что опыта вождения у него особо и не было, а тут ещё нервы и мы. Но водитель Мерса об этом не знал, да, возможно, если бы и знал, то это ничего не изменило бы. Потому что после того, как он возмущенно и яростно отсигналил нам сзади, попросту взял, обогнал и встал перед Газелью. Мы тоже остановились. Якушин напрягся, мы с Настей тоже, а Петров, которому сзади ничего видно не было, стал выспрашивать, что да как. Но все молчали. Просто сидели и опасливо наблюдали, как из Мерса решительно вышел довольно молодой, прилично одетый мужик с бородой, подошел и требовательно постучал в дверь. И мы с Настей в один голос закричали на Якушина "сиди". Однако он, хоть и замялся немного, но всё же вышел к этому мужику. Глупо, конечно, было рассчитывать, что тот пришел разговоры разговаривать, но когда он резко ударил Якушина по лицу кулаком, мы с Настей громко ахнули от неожиданности. Семина тут же закрыла глаза ладонями, а я полезла через водительское сидение, спасать Якушина. Но мужик не стал дожидаться продолжения, крикнул ещё что-то матом и быстро ретировался.

Якушин вернулся на своё место жутко злой и расстроенный. Из носа у него шла кровь, а на переносице появилась рассеченная ссадина. Было видно, что ему стыдно и унизительно перед нами, и от этого нам тоже было неловко. Даже Петрову.

– Подумаешь, - наигранно беспечным голосом сказал тот.
– Чего такого? А кто не получал? Меня, вон, летом этим дворовые немного попинали, за то, что я их девчонок на камеру записывал. Гонялись, правда, долго, на крыше девятиэтажки только догнали, да я бы и не бегал, может, но за камеру волновался. Уверен был, что отнимут. И отняли, конечно, в итоге. Там, на крыше.

– Да, заткнись, уже, - одернула его я.
– К чему это сейчас?

Петров обижено замолчал, однако тихонько достал камеру, подполз к переговорному окошку и попытался поймать Якушина в кадр, тогда я так разозлилась, что вырвала у него эту камеру и запихнула под своё сидение. Настя сказала, что в её сумке сзади есть целая упаковка бумажных платков и Петров стал искать их, а пока шумно возился и перекрикивался с Настей, то разбудил Амелина.

Я слышала, как тот спросил Петрова, куда мы едем, а когда услышал про больницу, хрипло, но отчетливо крикнул, так, что слышно было всем:

– Если отвезете меня в больницу, то я вас сразу сдам. Обещаю.

– Ну чего, ты, - попытался урезонить его Петров, передавая Якушину платки.
– От воспаления лёгких люди даже под присмотром врачей умирают. А у нас теперь и дома-то нет.

– В больницу я не поеду, - упрямо повторил Амелин.

– Знаешь, Костя, нам и без твоих капризов неприятностей хватает, - сказала я, поворачиваясь к окошку и пытаясь разглядеть его в темноте кузова.

– Как приятно, что ты, наконец, запомнила, как меня зовут, - едва сдерживая кашель, прохрипел он.
– Теперь я тем более туда не хочу.