Дети Шини
Шрифт:
– Духами, глупенькая. Версачи. У Милы были такие.
– Кто такая Мила?
– Сестра моя.
Больше я не знала, что спрашивать, но раз он находился в сознании и не умирал от высокой температуры, то этого было вполне достаточно.
– Почему ты меня бросила?
Вопрос прозвучал капризно и требовательно одновременно.
– А разве я должна с тобой нянчиться? Я что тебе мамка?
– Не говори ерунды, - он закутался ещё сильнее и, от этого жеста, меня тоже пробил озноб. - Но я тут мог спокойно умереть, и тебе было бы всё равно. Ты бы даже не узнала
– Температура есть?
– эти его тоскливые стенания меня не трогали.
Я потрогала его лоб, он был горячий.
– Ты таблетки пил?
– А смысл?
– Амелин продолжал играть в мученика.
– Всё равно всё заканчивается одинаково - "я тебя никогда не забуду, ты меня никогда не увидишь". Или наоборот, точно не помню.
– Не будешь пить лекарства - поедешь в больницу. Очень нужно нам с тобой возиться. Ты одним только этим нескончаемым кашлем уже всем надоел. А теперь тебе ещё и особое внимание подавай. Хотел, чтобы о тебе заботились, оставался бы дома.
– Неправда, - твердо заявил он.
– Я всю ночь сдерживался, чтобы не кашлять, очень сильно терпел, чуть было даже не задохнулся. А сейчас уже думаю, что зря не задохнулся, ведь тогда не пришлось бы видеть этой твоей пренебрежительной холодности и циничного равнодушия по отношению к больному человеку.
– Прекрати ныть и нести бред, - я разозлено шлепнула его по плечу, - иначе я тебя сама задушу.
– О! Это была бы лучшая смерть, о которой только можно мечтать,- с этими словами он перевернулся на спину и выжидающе уставился на меня.
– Иди в баню, - сказала я и вылезла из машины.
Ситуация была хуже не придумаешь: воды нет, из еды - только то, что нужно готовить, да ещё, как выяснилось, Герасимов точно не может сказать, куда ехать. Знает только, что место называется Капищено, и что оно расположено в каком-то Пороховском районе, но где конкретно, и как туда добраться, ему неизвестно.
Петрова не было минут двадцать. Уже проснулся Якушин, уже мы кое-как разделили на семерых, купленную на последние деньги, оставшиеся после заправки машины, плитку шоколада, уже успели заскучать и окончательно продрогнуть. Якушин заикнулся было о том, чтобы пойти поискать его, но вспомнив об итоге вчерашних поисков, мы решили, что лучше будем терпеливо ждать и искать пойдем только в самом крайнем случае.
И вдруг из леса, где-то совсем неподалёку вновь послышался громкий, истошный ор Петрова.
– Ну, слава богу, - сказала Сёмина.
– Нашел-таки своего лося.
Однако через пару минут крик повторился, потом снова и снова. И судя по тону, Петров уже явно вопил не от восторга. И это поняла не только я.
Якушин, взял ту самую, найденную мной дубину, и, прикрикнув на Маркова с Герасимовым, чтобы тоже шли, полез выручать Петрова.
Марков поморщился, но пошел, а Герасимова пришлось ещё и подтолкнуть.
Однако вернулись они довольно быстро, кое-как волоча под руки Петрова. Оказалось, что он по пояс провалился в сугроб, и никак не мог вылезти. Но хуже всего было то, что пока он сам пытался освободиться от снежного плена, с него слетели оба кроссовка,
И теперь Петров, как и Амелин, был вынужден сидеть безвылазно в машине, потому что запасной обуви не было ни у кого. Только он всё равно был преисполнен восторга от того, что таки "заснял" лося.
А затем началось. Бесконечная белизна: леса, поля, небо, дороги, а вместе с ними - бензозаправки, придорожные магазинчики, припаркованные на обочинах фуры. Мы кружили, петляли, доезжали, и снова возвращались. Выясняли, спрашивали, всем подряд совали под нос карту.
Так что совсем позабыли, что нам нужно прятаться и оставаться неузнанными. Просто старались держаться, как могли. Петров дурным голосом попевал под радио. Марков загадывал нам логические задачки, отгадывать которые почему-то получалось только у Герасимова. Якушин травил медицинские анекдоты из серии: "глухие хирурги помогают сэкономить на наркозе" или "хирурги одевают маски, чтобы в случае неудачной операции их не могли опознать", и мы с Настей хохотали, как полоумные. Даже Амелин затих и перестал пугать своими удушливыми приступами кашлями. Видимо, снова "очень сильно терпел".
Словом, все были на грани. На последней стадии отчаяния. И чувствовалось, стоит хоть кому-то заикнуться, что всё идет не так, что он устал или передумал, как в ту же секунду наше хрупкое, напускное самообладание треснет и расколется на тысячи малюсеньких осколков. А мы навсегда останемся среди бескрайних полей, на этих чужих дорогах без начала и конца.
Застрявший Жигулёнок попался нам, когда мы решили доехать хоть до какой-нибудь деревни и там уже узнавать дорогу, потому что, по словам Якушина, бензина у нас оставалось совсем мало. Водитель Жигуленка, видимо, пытался развернуться, но его занесло, и машина задними колесами прочно засела в сугробе. Вокруг неё суетилась пожилая пара.
Лысый пухлый мужчина с красным взволнованным лицом и трясущимися руками и высокая, худощавая, похожая на училку, женщина.
Якушин подъехал и сразу велел Маркову и Герасимову идти за ним. Я пошла тоже.
Мужчина сел за руль, а мы стали толкать, но колеса всё равно прокручивались, и вылетающая из-под них мерзкая каша, окатывала нас с головой. Да так сильно, что женщина причитала и извинялась одновременно. Якушин и Герасимов скинули куртки, я тоже взмокла и, хотя парни меня постоянно прогоняли, уходить я не собиралась.
– Ладно, ладно, ребятки, - говорила женщина.
– Тут без грузовика не обойтись. Мы бы вызвали кого-нибудь, но в этом районе совсем нет связи. Если вы случайно будете проезжать мимо какого-нибудь населенного пункта, будьте любезны, позвоните в аварийную службу.
– Нет уж, нужно дожать, - упрямо мычал Герасимов, и мы продолжали толкать.
Однако вскоре стало ясно, что, не смотря на всеобщее упорство, ничего у нас из этой затеи не выйдет, и уже собирались вернуться в Газель, как вдруг откуда ни возьмись, появился Петров, обутый в здоровенные ботинки Сёминой, пристроился справа от меня, и со второго же толчка нам удалось выпихнуть машину на дорогу.