Дети Силаны. Паук из Башни
Шрифт:
– Зачем мудрейшие делают это? – спросил я. – Зачем рушат десятилетиями выстраиваемые отношения? Зачем усугубляют и без того хрупкое положение своих людей?
Презрительное молчание.
– Зачем? Вы потеряете все, что получили за годы упорной борьбы с социальной несправедливостью. Бунт низвергнет малдизскую диаспору в пропасть отчаяния. Наказание за неповиновение будет жестоким. Очень, очень жестоким. Император такого не простит.
– Императору было плевать на нас долгие годы. Неужели нужно было взять в руки оружие, чтобы он обратил на нас внимание? Если так, то все будет оправданно.
– Что будет оправданно, мудрейшие?
– Жертвы. Ради нашего народа, ради наших прав на достойное существование, ради будущего наших чад.
– Прав, говорите? У
– Мы всего лишь поступаем так, как поступаете вы, наши негласные рабовладельцы. Берем оружием то, что считаем своим.
Я улыбнулся – низшее существо решило поиграть с законами тэнкрисов. Древнейший закон моего народа гласил, что каждый имеет столько прав, сколько может защитить. Тэнкрисы не верят, что что-то, кроме Голоса, даруется просто так. Хочешь жить – бери оружие. Хочешь богатств – бери оружие. Хочешь женщин – бери оружие. Иначе тебя прирежут, как жертвенную овцу, и это будет правильно! Ты не имеешь права дышать, если не способен защитить это право силой оружия. И эти убеждения мои предки насаждали по всему миру на протяжении тысячелетий, пока первый Император не собрал аристократов в своем кулаке и не назвал себя гарантом прав и свобод всех подданных новой империи. Особенно тех, которые не хотели брать оружие.
– Люди решили поиграть с древними законами моего народа? Ничем добрым это для вас не закончится.
– Мы позволим себе пропустить мимо ушей добрые советы мясника в алом мундире.
– Мясник в алом мундире не желает делать то, к чему его подталкивает ваша глупость. Истинный лидер должен трезво рассчитывать свои возможности и не гнать своих последователей на убой без шанса на победу.
– Нас десятки тысяч.
– Сорок две тысячи. Но сколько из них женщин? Сколько детей? Старики? Рабочие, в жизни не державшие оружия? А сколькие из вас могут одновременно сражаться? Вы растянулись в длину, шаг вправо – и вы разъярите оок, шаг влево – и вы упадете в холодную воду, кишащую голодными кластаносами, привлеченными огнем ваших факелов. Назад пути нет, малдизская диаспора кипит от гнева, который вы разожгли, а впереди отборные ветераны колониальных войн, которые умеют и даже любят убивать. Со времен прошлой войны у многих из них остались счеты к вашему роду. Вы все еще можете остановить народ. Они послушают вас, мудрейших и святых, они вернутся в Танда-Тлун, а я позабочусь, чтобы этот акт неповиновения был забыт, когда все закончится.
– Это неприемлемо!
Я опустил плечи и вздохнул, заглядывая в глаза то одному желтобородому, то другому. Не воины. Высшая каста малдизского общества, каста жрецов, религиозных и политических лидеров, философов. Но не воинов и не полководцев.
– В таком случае я должен вернуться к своим воинам и исполнить свой долг. И еще кое-что, видите мое лицо?
– Мы видим маску зла, которой подчеркнули вашу суть.
– Это сделал человек по имени Мирэж Зинкара. За это я его убил. Так что если вы ждете, что к вам на помощь придет гомункул или этот мертвый алхимик, вы ждете напрасно. Не повернувшие стоп своих вспять отправятся следом за Зинкара.
Я резким жестом бросил на грязную брусчатку белый платок, одновременно выбрасывая из рукава в ладонь кинжал. Метание клинка на столь коротком расстоянии дело простое, но и сложное. Промахнуться невозможно, а вот набрать скорость кинжал не успевает. Пришлось метнуть очень сильно, чтобы оружие пробило глазное яблоко и вонзилось желтобородому в мозг. Прежде чем он упал, я подался вперед, замахиваясь шлемом, и всадил пиковый наконечный в горло второму. Меня обдало жаром, и я ошпаренным котом отпрыгнул вправо – поток раскаленного света обжег левый бок, пахнуло горелой шерстью, из которой сделан мундир. Третий мудрец успел использовать свой начертанный глаз. С щелчком вынырнуло из левого рукава выкидное лезвие. Я схватил мудреца правой рукой за плечо, вонзил клинок в брюшину раз, второй, третий, четвертый. Два быстрых шага назад, чтобы не измараться в вываливающихся кишках.
Они не стреляют. Я мог лишь надеяться, что так получится, но не мог быть в этом уверен. Малдизцы с молоком матери впитывают благоговение перед духовными лидерами, они преклоняются перед ними, как перед живыми святыми. Поэтому меня не начали шпиговать свинцом сразу после этого тройного убийства, они просто впали в шоковое состояние. Огромный хашшамирец, опытный и закаленный солдат, выпучил глаза, глядя на затихающих мудрецов, полностью забыв обо мне. Солидный крупный мужчина под пятьдесят выронил винтовку, бухнулся на колени и, выдирая из лица бороду, завизжал: «Демон убил чалтанов! Он убил! Убил чалтанов!»
Подхватив шлем, я ринулся назад как испуганный заяц. Сколько шагов я сделал? Двадцать? Двадцать пять, прежде чем в спину полетели пули? Двигаясь зигзагами, я слышал визг пуль, бьющих мне под ноги и пролетающих у меня над головой. Луна, благослови идиота, давшего оружие в дрожащие руки! С оглушительным шипением мимо меня пролетела ветвистая белая молния. Я ослеп на несколько мгновений, едва не упал, но удержался и даже почти смог видеть, куда ставлю ноги, вбегая на баррикаду. Инчиваль поднял свою чудесную пушку и выстрелил еще и еще раз. Молнии вгрызлись в вопящую толпу, расшвыривая дергающихся и горящих людей.
– Я же говорил, что оно будет работать!
– Я в тебе не сомневался! Саблю! Револьвер! Быстрее! Они сейчас ринутся!
Вооружившись и сбросив продырявленный дымящийся плащ, я выстрелил в воздух и заорал:
– Zoldore! Tasse shlatta eeh ist gekoren! Hiell Imrerador! [21]
– Zeh hiell!
– Alle hiell Imperium! [22]
– Zeh hiell! Zeh hiell! Zeh hiell!
– Foyar! [23]
21
Солдаты! Пришел час битвы! Слава Императору! (перевод с lingva meskia nobile, то есть с высокого мескийского).
22
Великая слава Империи! (перевод с lingva meskia nobile, то есть с высокого мескийского).
23
Огонь!
С паровым шипением загавкали «Маскиллы», один с баррикады, два со стороны доков. Солдаты открыли огонь из винтовок, но суммарная сила их стрельбы уступала по эффективности трем парометам. Выталкиваемые силой пара и расширения газов пули рвали человеческую плоть, как теплый студень, углубляясь на шесть рядов внутрь мятущейся человеческой толпы.
– На поражение! Каждая пуля стоит сребреник! А каждая жизнь его не стоит! Растратчиков перевешаю!
Сколько патронов помещается на одной стандартной ленте к «Маскилле»? Четыреста двадцать. Без осечек лента расходуется за минуту и восемь секунд. Пулеметные расчеты вели огонь три минуты двадцать пять секунд. Три ленты с учетом быстрой и умелой перезарядки. Тысяча двести шестьдесят пуль, толкаемые ударной дозой бездымного оружейного пороха и паровым ускорением, насквозь пробивающие солдата в полной панцирной броне. Кровавый туман. Мельчайшие капли крови, парящие в воздухе над жалкими и жуткими останками своих прежних пристанищ.
– Винтовку перезарядить! – взревел я, размахивая саблей над головой. – Штыки примкнуть! Пленных не брать! В штыковую атаку! За мной!
Я первым сошел с баррикады, за мной неотступно следовала моя верная Себастина, рядом Инчиваль со своей невиданной пушкой, метающей молнии. Офицеры и унтер-офицеры повели солдат в атаку. Штыковое наступление казалось медленным, никто никуда не бежал, как на штурме вражеских позиций. Быстрый шаг, впечатывающийся в камень, строгий ровный строй, винтовки, направленные на врага.