Дети Силаны. Паук из Башни
Шрифт:
– Ваш друг до сих пор не очнулся. Давайте так, тан л’Мориа, как только ваш друг откроет глаза, к вам отправят посланника.
– Мне, конечно, хочется встретить его пробуждение, но я здесь не за этим. Можете считать это место единственным моим убежищем во всем Старкраре. Что вы сделали, кстати?
– Влил в вас немного исцеляющей силы. Восстановил целостность волокон плоти, устранил всякие мелкие повреждения. Со спиной я этого сделать не мог, когда лечил вас, срастил и восстановил все, что было мне под силу, но нервные ткани получили шок, им надо было справиться с ним, чтобы снова проводить импульсы из мозга в ноги.
Я сел в свое кресло, игнорируя его удивленный взгляд. Наверное, вернув способность ходить, любой бы выпрыгивал из такого кресла,
И на меня снизошло озарение! Я взял руку Инчиваля и осмотрел его пальцы.
– Укусы, мэтр, где они?
– Укусы? Уже зажили, тан. Не вечно же им там быть.
– Да, не вечно. Приглядите за моим креслом, хотя думаю, оно мне больше не понадобится. Идем, Себастина!
Мы спешно покинули заведение, и я назвал шоферу адрес Инчиваля. Пришлось ехать из одного конца Блакхолла в другой, а между тем начинались ранние зимние сумерки. Зима долга и сурова в Старкраре. Добравшись до места, я приказал шоферу ждать и вместе с Себастиной направился в опечатанный дом. На пороге я остановился, разглядывая сломанные печати. Неужели нас опередили какие-то мародеры? Как и в прошлый раз, я достал револьвер и отстранился, а Себастина вошла в здание первой. Не став ждать, я последовал за ней, держа оружие наготове.
– Зачем мы пришли, хозяин? – тихо спросила горничная.
– Затем, что твой хозяин узколобый муравей.
Мы обошли весь первый этаж, и когда Себастина намерилась идти на второй, я ее остановил:
– Покарауль меня.
Опустив оружие, я вошел в алхимическую лабораторию на первом этаже и стал осматриваться.
– Многие случайности не случайны, Себастина. – Я присел на корточки возле кучи валяющихся на полу книг и стал перебирать их одну за другой. След крови на корешке. Еще один след крови на корешке. И еще один. А вот на четвертой кровавый отпечаток ладони. – Инчиваль – талантливый алхимик и любознательнейший тэнкрис. Это и стало причиной того, что его пытались убить.
Я вынул карманные часы и посветил на потертую кожаную обложку. «Трактаты об искусстве живой алхимии народов Востока». Автор Апуничан Мкаханди. Я сел за ближайший стол, раскрыл книгу и начал листать ее.
– Алхимия – великая наука. Издревле она пытается соперничать с магией, всегда проигрывает, но не погибает, ибо слишком много значит, чтобы просто так угаснуть. Здесь, в странах Запада, мы подчас забываем всю силу и важность алхимии. Совершенные сплавы, химические реагенты, порох, сильнейшие кислоты, экспериментальное топливо. Мы так мало обращаем внимание на алхимию, которую затмевает наша магия, что невольно относимся тем же образом и к алхимии, развивавшейся не в нашей стране, не в нашей ментальности. Алхимики Востока считаются второсортными, им трудно создавать оружейный порох и плавить сверхпрочный металл. Они – алхимики жизни. Веками алхимики-лекари Пайшоань и Малдиза изучали свойства живых элементов, работая не над оружием, а над лекарством. Лекарством от старения, эликсиром вечной жизни. Поэтому западная медицина отстает от восточной. Пока мы чествовали смерть, народы Востока изучали жизни.
Наконец я нашел нужную страницу.
– Инчиваль любопытен, как огненный хорек, для него нет ничего интереснее нового опыта. Помнишь, когда ты спасла мне жизнь в Квартале Теней?
– Да, хозяин.
– Ты жестко обошлась с тем великаном, разорвала его напополам. Меня еще забрызгало. Впотьмах я подумал, что это кровь. Но это было не так. Пока Инчиваль метал пламя в Квартале Теней, он опалил свои собственные рукава, и пальто пришло в негодность. Я отдал ему свой испачканный плащ. Конечно, придя домой, он не смог устоять, чтобы не попытаться выяснить, что это за гадость на моем плаще. Ведь это была не кровь. Думаю, враг следил за ним, а Инч постоянно мотается между университетом Калькштейна и рынком специй, закупая реактивы и компоненты. По списку ингредиентов, закупаемых магом или алхимиком, второй маг или алхимик вполне может узнать, что у первого на уме.
– Вы нашли, что искали, хозяин?
– Ты знакома с трактатами наших алхимиков по вопросу создания искусственной жизни, Себастина?
– Нет, хозяин.
– И хорошо, потому что это сущий бред и даже читать его оскорбительно. Западные алхимики считали, что, если смешать в определенных условиях мужское семя, конский навоз, нагреть это и добавить крови, получится искусственное живое существо. Гомункул. У восточных алхимиков на этот вопрос иной взгляд. Тридцать пять литров воды, двадцать килограмм углерода, четыре литра аммиака, полтора килограмма извести, восемьсот грамм фосфора, двести пятьдесят грамм соли, сто грамм селитры и еще понемногу разной мелочи. Замешав это в определенных условиях, добавив «семя разума» и «семя плоти», можно создать искусственную жизнь. Искусственного человека, если на то пошло. Знаешь, почему мне кажется, что этот рецепт более правдив?
– Он не так сильно похож на бред, хозяин?
– Да. А еще примерно из тех же элементов состоит тело человека. Вода, углерод, аммиак и так далее. – Я закрыл книгу и встал. – Мирэж Зинкара не маг, он алхимик. И созданное им чудовище бродит по Старкрару, сдирая кожу со своих жертв. Он на виду, а гомункул в тени. С этой книгой и со старыми военными архивами я смогу вновь поболтать с ним в камере Черепа-На-Костях, и теперь никто мне не помешает. Идем…
На втором этаже скрипнула половица – видимо, мародеры, о которых я подумал прежде. Я дотронулся до Голоса, пытаясь нащупать эмоции чужака, которые не заметил прежде. Однако вместо этого я ощутил присутствие зверя, который очень быстро превратился из просто зверя в чудовище! Тому, кто не способен чувствовать чужие эмоции, невозможно объяснить это, точно так же Кименрия не может объяснить мне разницу в том, как мы видим цвета. То, что я ощутил, было в высшей степени ужасно, омерзительно и испугало меня до умопомрачения! Сгусток злобы, голода, всепожирающей ненависти вырос и набух над моей головой, словно громадный мерзкий фурункул!
– Себастина, бежим!
Рокочущий рев ударил в наши спины, практически вышвыривая прочь на улицу, и в фонтане стеклянных брызг, круша часть каменной стены, со второго этажа выметнулось нечто монструозное. Оно приземлилось посреди проезжей части, сделав в ней изрядную вмятину, вырвало из брусчатки булыжник и запустило им в нас. Камень, брошенный со скоростью пушечного ядра, расщепил входную дверь, а чудовище прыгнуло к нам. На его пути встала Себастина, моя хрупкая тонкая горничная, которая одним ударом в грудь отшвырнула громадного монстра. Он перелетел через улицу и проломил стену гостиной дома напротив.
– Вы целы, хозяин?
– Твоими стараниями…
Рев, взлетевший в небо над столицей, предупредил нас – ничто не окончено. Монстр выпрыгнул из полуразрушенного здания, и Себастина ринулась ему наперерез. Он был в пять или шесть раз крупнее, и Луна знает, насколько тяжелее моей горничной, но когда они с Себастиной начали обмениваться ударами, монстра затрясло. Ей тоже пришлось трудно, из чего я заключил, что у этого урода кулаки размером с кузнечные наковальни, а тело из стальных мышц и гранитных костей. Он заключил ее в объятия и сжал, а я закричал от ужасной боли, сдавливающей мои ребра. Себастина сложила руки и обрушила на его череп сдвоенный удар, которым могла легко прошибить дверь банковского сейфа. Чудовище подбросило мою горничную, как пушинку, схватило ее за ногу, и изо всех сил ударило об землю раз, еще раз. Как разгневанный ребенок куклу, он стал терзать мою горничную, а я скорчился и завыл, чувствуя жалкие отголоски ее боли.