Дети Солнцевых
Шрифт:
Надя поспешила на выручку подруге.
— Это Катя Солнцева, сестра вашей Вари, — сказала она и добавила с гордостью: — Мой друг.
Наташа всмотрелась в лицо Кати.
— Я знала, что вы в лазарете, — сказала она. — Варя рассказывала. Как жаль, что вы заболели! Если бы вы были в классе, Бунина не посмела бы так преследовать вашу сестру.
— За что же она ее преследует? — спросила с беспокойством Катя, сев на постели.
— Как это за что? — удивилась Наташа. — Да разве Варя сама вам не рассказывала?
— Нет! — Катя сделала отрицательный знак головой.
— Это на нее похоже! — Наташа засмеялась. — Мы ей давно говорим, чтобы она пожаловалась мадам Адлер, а она только смеется и говорит, что она сама отучит Бунину злиться.
— Как? — вскрикнули обе девочки разом.
— Эта Варя ужасно смешная! — просияла Наташа. — Бунина придерется к ней за что-нибудь, так Варя ей
Наташа звонко и весело засмеялась.
— Тише! — зашикали на нее обе слушательницы.
Наташа, смеясь, съежилась и замахала руками. Через минуту она продолжала, понизив голос:
— Ваша сестра больше всего любит картошку, супа она никогда не ест, кашу так себе, а картошку ужасно любит. Бунина подметила это, и в понедельник… Нашему маленькому классу, — пояснила Наташа, — дают по четыре картошки… В понедельник, когда их раздали за ужином, Варя, с наслаждением говоря о том, какую вкусную тюрю она сделает, начала чистить первую. Тут подошла Бунина, очень спокойно протянула руку к ее тарелке, взяла две самые лучшие, самые большие картошки и сказала…
Наташа заговорила медленно, отчетливо передразнивая Бунину:
— «Ты слишком мала, чтобы съесть такую порцию, тебе довольно и половины»… Варя ничего, промолчала. Правда, ей тотчас положили на колени три, вместо двух, которые утащила Бунина. А во вторник сидим мы за первым уроком, был Петров. Бунина поставила свой стул возле первой скамейки, рядом с Варей. Тоже из злобы, только для того, чтобы никто не мог подсказать Варе задачу. Сидим. Бунина снимает и надевает свой башмак. Это ее всегдашняя привычка. Шлеп да шлеп подошвой об пол. Вдруг отворяется дверь и входит мадам Адлер. Варя видит, что Бунина покраснела до ушей, и слышит, как она шуршит по полу, ищет ногой свой башмак. Варя посмотрела одним глазком — башмак лежит у задней ножки стула, почти у скамейки. Она тихонько спустила ногу, зацепила его носком, осторожно подтащила его под скамейку и отшвырнула его так далеко, как только могла, а сама сидит, как ни в чем ни бывало. Мы все молчим, ни гу-гу… С первой скамейки его отбросили под вторую. Мадам Адлер прошла благополучно, ничего не заметила, но мы просмеялись потом весь урок. Вот была потеха! Когда мадам Адлер ушла, Бунина нагнулась, посмотрела под стул — нет башмака. Она, думая, что никто ничего не заметил, подняла голову, посмотрела на нас — мы сидим смирно. Она бросила на пол свой носовой платок, будто уронила, нагнулась, чтобы его поднять, а сама ищет глазами — нет башмака. Она сделала большущие глаза и посидела смирно. Потом встала, осторожно, чтобы не было видно ее ноги в чулке, маленькими шажками, как связанная, подошла к окну, будто для того, чтобы штору поправить, а сама, как заяц, посмотрела по сторонам — нет! Мы сидим, ни живы ни мертвы, боимся смотреть друг на друга, чтобы не фыркнуть. А башмак — все дальше и дальше, и к концу урока он очутился у последней скамейки. Хотина подняла его и спрятала к себе в пюпитр, под тетради, потом забросила его куда-то. Бунина никак не могла понять, куда провалился ее башмак, так и до сих пор не знает. После урока она ходила, искала везде, по всему классу, заглядывала под все скамейки и, наконец, ушла за другой парой. А сегодня, — продолжала так же весело Наташа, — идем мы к обеду, Варя рассказывает Нюте, что вчера Краснопольская показывала ей свой альбом, и говорит: «Какая у нее на первой страничке хорошенькая картинка!» Варя говорила это по-французски, и это истинная правда, — добавила серьезно Наташа, — все слышали. И под картинкой, говорит, так красиво подписано, Краснопольская сказала, что это о ее покойных родителях:
Не говори с тоской: их нет.
Но с благодарностию: были.
Катя с интересом ждала продолжения.
— Стихи Варя сказала по-русски, конечно. «Ротин, passez votre billet à Солнцев, qui parle russe!» — крикнула Бунина. Варя в ответ: «Je n’ai pas parlé russe, mademoiselle, j’ai récité une poésie que…» Бунина ей: «Ne mentez pas, mettez cette décoration sur votre dos et taisez!» Варя стала оправдываться, Нюта хотела вступиться, но Бунина крикнула: «Encore une parole et je vous ôte le tablier! [73] ]»
73
Ротина, отдайте свой билет Солнцевой, которая говорит по-русски!.. — Я не говорила по-русски, мадемуазель, я читала стихи… — Не выдумывайте, повесьте себе это украшение на спину и замолчите!.. — Еще одно слово, и я лишу вас передника! (франц.) [Лишение передника было довольно серьезным наказанием.
Катя не верила своим ушам, а Наташа продолжала:
— Делать нечего, Варя надела билет, осталась без пирога, простояла весь обед, но Ротина спрятала свой пирог и на рекреации съела его пополам с Варей. Кто-то дал еще Варе горсточку леденцов в разноцветных бумажках. Она их не ела, не любит, положила в карман и совсем забыла про них. После рекреации пришли в класс. Первый урок — рисование.
А Бунина своим любимицам всегда поправляет рисунки. Она отлично рисует! Велит всем подвинуться немного, присядет на кончик скамейки, возьмем тетрадку и поправит. На первой скамейке сидят две ее любимицы. Вот она во время урока ходит и посматривает. Видит, у Нюты все линейки кривые. Она подходит к Варе, которая возле Нюты сидит, и говорит: «Reculez vous!» [74] А сама к кафедре пошла за карандашом. Все на скамейке потеснились. Варя рассказывала потом, что она хотела вытереть пальцы, запачканные карандашом, полезла в карман, а там сладко, липко, леденцы-то растеклись. Она повернулась к нам, показала свою выпачканную руку, но вдруг глаза ее заблестели, она хитро подмигнула нам и отвернулась, облизывая кончики пальцев. Потом она скоренько вытащила леденцы вместе с платком, развернула один, другой, третий, четвертый, расправила липкие бумажки на платке, и когда Бунина садилась, она незаметно подсунула их под нее. Бунина поправила Нютин рисунок, потом взяла Лёлин, тоже поправила, встала и, похлопывая карандашом по ладони, пошла к доске. А у нее две синенькие, одна красная и одна желтая бумажки полукругом крепко-крепко к платью прилипли. То-то было смеху!
74
Подвиньтесь! (франц.)
Надя и Наташа весело засмеялись.
— И что же? Она так и не догадалась? — спросила Надя.
— Нет, она бесится, подбежит к кому-нибудь: «Ты чего смеешься? Чтобы тебе не было так весело, встанешь у доски, как только урок кончится!» Смотрит, а там насилу удерживаются от смеха дру га я, т рет ья. «Нюта, qu’y a t’il? [75] » спрашивает. Нюта краснеет, опускает глаза, молчит… Так ее промучили до четырех часов, а потом обступили, и все разом стали говорить, будто объясняют ей что-то или извиняются… и сняли.
75
В чем дело? (франц.)
— Да она с ней разные штуки проделывает. Раз…
— И поделом, — перебила ее Надя, — не придирайся.
«И откуда это у нее? — думала между тем с беспокойством Катя. — И что с ней сделалось?»
— Никогда, ведь, никогда прежде этого с ней не бывало, — произнесла она вслух.
— У вас много mauvais sujets [76] в классе? — спросила Надя.
Наташа назвала несколько фамилий.
— И представьте, — добавила она, — все они в Варе души не чают. Буквально на руках ее носят. Делятся с ней гостинцами, все за нее делают, а Бунина за это еще более на нее бесится…
76
Шалунов (франц.)
Катя провела дурную, беспокойную ночь. Проделки Вари, как она называла ее поведение, не давали ей покоя. «Надо же мне было заболеть! Ведь этакое несчастье! Варя совсем избалуется, раз сдружилась с шалуньями, — думала она. — У нее всегда была особенная способность к подражанию. Ей надо было час поиграть с детьми, чтобы начать картавить или сюсюкать, как они. Сколько раз ее мама за это в угол ставила! Теперь… если она подружилась с шалуньями и постоянно с ними, уж я знаю, что из этого выйдет. Хоть бы меня выпустили отсюда поскорее…»
Она проснулась рано и с нетерпением ждала посещения сестры. Почти перед ее приходом она окликнула Наташу.
— Что? — спросила девочка, оборачиваясь к ней.
— У меня к вам просьба, — сказала Катя смущенно. — Пожалуйста, когда Бунина приведет сюда Варю, займите ее подольше, а то она ни на шаг от нас не отходит и совсем не дает нам поговорить.
— Хорошо, хорошо, только не говорите Варе, что я вам про нее рассказала. Она, пожалуй, обидится.
— Я ничего не скажу, только удержите Бунину подольше.