Дети вечности
Шрифт:
Голова изредка побаливала («Блуждающие боли», – вспомнились слова Грехова), и, хотя он не привык обращать внимание на такие мелочи: организм сам знал, как с ними бороться, тем не менее ради страховки Ратибор решил пройти медосмотр.
В медсекторе управления его знали и приняли как надо, выразив симпатии в виде улыбок и похлопываний по плечам и спине: все были ради его возвращению, зная, откуда вернулся бывший оператор-прима «Шторма». Дежурный врач-универсалист со смешной фамилией Задира быстро набрал программу медицинскому инку, и Ратибор, раздетый до плавок, нырнул в узкий коридорчик анализационного комплекса. Когда он вышел с другой стороны и увидел физиономию врача, представлявшую собой
– Елки-палки, вот это тонус!
Смотрел он на дисплей, и Ратибор тоже заглянул в белый объемный куб, но увидел лишь облако мигающих зеленых огней, какие-то светящиеся цифры, знаки и символы.
– Никогда не думал, что увижу подобное снова! – Врач все еще пребывал в нокдауне, пораженный до глубины души.
– Так плохо? – спросил Ратибор, одеваясь.
Врач очнулся, шибко потер ладонью затылок.
– Наоборот, ваш КЗ [27] на порядок превышает КЗ нормального человека! Как и остальные параметры вплоть до кардиорезерва! Например, вы реагируете на оптические раздражители в пятнадцать раз быстрее, чем требуется по норме – до десяти миллисекунд вместо ста пятидесяти. Или вот еще: предельная скорость обработки информации в мозгу человека – пять тысяч бит в секунду, а у вас этот показатель – пятьдесят шесть тысяч! Не знаю, с помощью какого тренинга вам удалось это сделать, по-моему, таких приемов не знает ни традиционная медицина, ни восточная, ни какая-либо другая. Таких приемов просто не существует в природе!
27
КЗ – количество здоровья, термин, обозначающий количество воздуха, прокачиваемое через легкие за секунду.
– Значит, я здоров!
– Как бог! – вырвалось у врача. – Вернее, как Геракл! Вы хоть сами-то понимаете, какие у вас резервы? Вы же можете завязать узлом гриф штанги.
– Это неплохо, – кротко сказал Ратибор. – Хотя в истории есть примеры и похлеще, помните – Железный Самсон? Или Поддубный. А сколько русских богатырей мы не знаем? Да, – вспомнил Ратибор, – вы говорили, что видели подобное второй раз. А первый раз у кого?
– У шефа КОБ Железовского.
Берестов кивнул и оставил ошарашенного врача вместе с его не менее ошеломленной гвардией. На сердце отлегло: с организмом все было в порядке, какие-либо отклонения медики заметили бы, а это означало, что таинственная фармакопея Грехова (или серого призрака?) действовала безотказно, возродив его из того «пепла», что остался от безопасника после долгого путешествия внутри Конструктора.
Используя сертификат кобры, он в три приема: управление – база «Радимич-2» – спейсер «Клондайк» – добрался до тактического центра управления режимом ГО в Солнечной системе и застал Железовского на смене дежурства.
В зале кроме комиссара присутствовали еще пять человек, трое – «первая» смена: командор погранслужбы Эрберг, президент Академии наук Земли Максимов и незнакомая смуглая женщина в саронге, вероятно, член СЭКОНа, и трое – «вторая»: Железовский, кобра погранслужбы Демин и директор УАСС Кий-Коронат.
Немая сцена длилась недолго, первым опомнился Демин:
– Чур меня!
Осторожно дотронулся до плеча Ратибора.
– Кажется, не привидение… Берестов, это ты или новый тест Конструктора?
– Навь! [28] – сказал Кий-Коронат, отмахиваясь пальцем.
– Ну уж нет, на мертвеца не похож, – возразил Демин, и они оба посмотрели на застывшего комиссара.
Человек-скала наконец шевельнулся и молча обнял Ратибора так, что тому пришлось растопыриться изо всех сил, чтобы не быть раздавленным. Их мысленный диалог длился немногим больше трех секунд, но они прекрасно поняли друг друга, после чего Железовский снова превратился в каменного «роденовского мыслителя», скупого на жесты, мимику и слова.
28
Навь – мертвец, вставший из могилы, призрак мертвеца (древнерус. ).
– Что говорят медики?
– Ничего страшного, я у них только что был.
– Мог бы сообщить о своем появлении сразу, – ворчливо заметил Кий-Коронат, залезая внутрь кокон-кресла. – Это непорядок.
– Черт меня дери, я счастлив, что ты жив! – Демин сжал локоть Берестова и тоже уселся в кресло. – Извини, пора включаться в бдение, вечером – ко мне, без возражений!
Ратибор с улыбкой пожал плечами, благодарно покивал в ответ на возгласы и пожелания здоровья уходящей смены.
– Созвонимся.
– Иди, – сказал Железовский. – К работе ты еще не готов. Потом разберемся, куда тебя можно пристроить. Твой спаситель – Грехов? – Он сказал – серый призрак, Сеятель. Но очнулся я у него.
– Он на Земле?!
Удивленный реакцией комиссара, Ратибор кивнул.
– А где ему надлежит быть?
Железовский, Кий-Коронат и Демин переглянулись.
– Сюрприз, – усмехнулся директор УАСС. – Его ищут чуть ли не все розыскники отдела, а он на Земле.
– Что в этом удивительного?
– Ничего, если учесть, что исчез он вместе со своим драккаром здесь, возле Конструктора. – Комиссар-два отвернулся, повозился в кресле и застыл, полузакрыв глаза, сразу включившись в переговоры с десятком вызывающих центр абонентов.
– Хочешь посмотреть на Конструктора снаружи? – спросил Демин, меняя тему разговора.
Изображение звездного поля в главном обзорном виоме вздрогнуло, и весь его объем заняла странная, чарующая взгляд картина: колоссальный оранжевый, но не ослепляющий язык огня с волнующимися, трепещущими краями, внутри которого угадывалось какое-то струение, движение туманных волокон и спиралей, непрерывный плавный переход друг в друга разнообразных геометрических фигур, диффузных форм и просто «клубы дыма» со вспыхивающими яркими золотыми искрами.
– Красиво? – спросил Демин, понизив голос.
– Не отвлекайтесь, – проворчал Кий-Коронат, – с погранзаставой будете работать вы.
– Внимание, оптическое предупреждение! – раздался пси-голос координатора спейсера. – Охранению приграничных зон императив «смотри в оба»!
– Очередная трансформация форм, – пояснил Демин, не меняя рассеянного тона, он тоже присоединился к оперативному полю управления и начал «пасти» свой сектор ответственности. – «Факел» – одна из наиболее простых его конфигураций, проще только эллипсоидный диск, похожий на огромный человеческий глаз.
В следующее мгновение «язык огня» Конструктора буквально за несколько секунд превратился в сгусток невиданных по сложности светящихся фигур, описать которые можно было только формулами, но никак не человеческим языком. Каждый завиток этого сверхсложного конгломерата форм «дышал», то усиливая свечение, то превращаясь в тлеющую головешку, и подчинялась эта пульсация свечения определенному ритму, напоминающему ритм тамтама. Холодок страха протек у Ратибора между лопаток, когда он представил, какого масштаба объект подчиняется синхронному переливу свечения с точностью до тысячных долей секунды, в то время как даже свет мог обежать тело Конструктора не раньше чем за две с половиной минуты!