Дети восьмидесятых
Шрифт:
Не знаю, сверкают ли пятки у микроба, но приём действует отлично. К серьёзным болезням у нас, конечно, отношение другое. Мы тебе сочувствуем и постараемся помочь, но ты постарайся больше не болеть, видишь, как мы огорчены, нам тебя очень жаль. Как хорошо быть здоровым! Старайся беречь здоровье. Не надейся на больницу и лекарства, надейся на себя.
Мы уже многое умеем: пройти под дождём и не замочить ноги, сделать в классе генеральную уборку и остаться чистыми, прозаниматься 4 урока и не оставить после себя ни одной соринки, даже дежурным нечего делать. Теперь вот учимся не обмораживаться.
Закутались хорошенько, закрыли лоб, нос, щеки и отправились на танцы. Шли короткими перебежками — ветер в лицо. Раза три заскакивали в подъезды, проверяли
Через несколько занятий договорились, что «дальние» ребята (они живут ближе к ДК, чем к школе) пообедают дома и будут ждать нас в последнем подъезде. Там мы встречаемся и идём на танцы. Таня, Наташа и Гоша не пришли. Ни в подъезд, ни в ДК.
На следующий день Татьяна, глядя на меня детски-ясными глазами, сообщает:
— Мы ждали, а вы за нами не пришли!
— Да что ты говоришь! Правда?! Ну, что ж это мы так, а? Подвели вас… Ай, как нехорошо!..
От такой концентрации сарказма в голосе вспыхивают даже закалённые уши Татьяны. Но она все-таки не в силах отказаться от мысли поразить мою чёрствую педагогическую душу испытанным детским взглядом и бормочет что-то вовсе несуразное:
— Мы правда-правда вас там ждали… только мы не знали, где этот последний подъезд… Но мы в нём были.
Ребята с любопытством выслушивают оправдания Татьяны, но тут не могут удержаться от хохота. Смеётся и Татьяна, поняв нелепость своих доводов. Гоша пока не дорос до такого уровня взаимопонимания и только хлопает ресничками, не найдя на сей раз уважительных причин.
Упорно не ходит на танцы Света. Идёт она только в одном случае — если я веду её за руку. Нет, она не противится, более того, идёт довольная и танцует охотно. Но самой собраться! переодеться! прийти! — нет, это выше её сил. Так и водим её по очереди, то я, то подруга Лена, которая очень любит танцевать.
Через раз приходит Женя Н. У него своя драма: вышла замуж сестра, которая была для мальчика самым близким человеком. Он бросил школу, сидел дома в полном отчаянии, которого не умел объяснить. А дома тяжело: больная мать развелась с отцом-алкоголиком, но разменять квартиру не может, так и живут под одной крышей. И ничем я Жене помочь не могу. Только пытаюсь вытащить из беспросветного настоящего в более ласковое к нему будущее. Но он не знает другой жизни, а в этой ему плохо. В школу вернулся, но с танцев удирает с какой-то злой бравадой, хотя танцевать ему нравится, он ритмичен, музыкален, быстро всё схватывает. Чувствую с его стороны упорное сопротивление. Завелись «дружки» из IV класса, учат его курить, ругаться, завлекают в свою жизнь, свою систему ценностей. Взяться и за них бы вплотную, но люди, которые за них отвечают, предпочитают ничего не замечать, а ложкой моря не вычерпаешь. Долго и трудно пришлось Женю «отбивать». Приняли его в секцию самбо (в виде исключения — маленький!), и дело пошло на лад.
Словом, научиться хочется, танцевать хочется, выступать хочется, но если для этого надо после уроков переодеваться, собирать сумку, обедать, отрываться от стула да ещё и идти, поскольку никто не хочет отнести ребенка на руках, — нет уж, увольте, такие труды не для нас.
(Никак забыла, что наше бремя, время достижений, перевыполнений и благополучных рапортов? Ни слова ведь не сказала о тех 27 сотрудниках, которые не пропускают занятий, трудятся в поте лица и на уроках, и на танцах, у которых уже образовалась хорошая привычка к преодолению. Они втянулись в напряжённый ритм жизни, и он им нравится. Там пока всё в порядке, и я не оглядываюсь. Всё нормально, так и должно быть. Но вот эти десять меня очень беспокоят.)
И когда подходит после занятий Света и радостно сообщает: «А я уже всё время хожу, не пропускаю занятий. И у меня немножко получается, правда же?», я могу по достоинству оценить её победу над собой. Более того, она стала приходить на занятия даже тогда,
И вот итог полугодовых усилий: в конце апреля отчётный концерт в ДК. Участвуют все коллективы.
Смотрела я концерт из зала, как совсем посторонний человек, — полезно бывает на что-то привычное взглянуть со стороны. Наконец объявляют танцевальную композицию. Звучит полонез, на сцену выплывает настоящий цветник: сияющие и взволнованные лица, красивые костюмы и платья (ДК заказывал в ателье). Все такие подтянутые и счастливые. Кружатся в вальсе. Свету ведёт совершенно неотразимый Денис. Накануне он куролесил на репетиции и его уже хотели отправить домой, но он очень просил простить его и разрешить выступить. Обещал постараться и слово сдержал. Света тихо сияла. Я впервые увидела на её лице столько прекрасных человеческих эмоций. (В начале года на нём можно было прочитать только пустое равнодушие и скуку.) Третья часть композиции — в современных ритмах. Зал долго аплодировал: выступили замечательно. Потом состоялось обсуждение, на котором одна дама, кажется руководитель кружка, высказала такое мнение:
— Всё хорошо, но не надо было выпускать на сцену последнюю пару. У меня не было эстетического удовольствия, когда я на них смотрела.
Вот это позиция! Да, пластика Дениса оставляет желать лучшего. Да, Света — полная девочка. Но их старание, их праздничные лица, мне кажется, доставили зрителям больше удовольствия, чем халтурная игра иных профессионалов, которую мы нередко видим па сцене.
В атаку на эту позицию!
Я. Наша задача, задача школы — образовать, и эстетически тоже, всех детей. Не избранных — всех! А ваша прямая обязанность — поддерживать школьного учителя в этом нелёгком деле. Даже если это не доставляет вам эстетического удовольствия.
Она. Но ведь и мы, ДК, записываем в кружки всех, без исключения, детей, которые к нам приходят.
Я. Ничего подобного! У вас идёт отбор, да ещё какой — в два этапа. 1-й — как бы естественный: приходят записываться далеко не все дети, а только те, которые чувствуют склонность к танцам, пению, рисованию и так далее. Как правило, это дети развитые, из благополучных семей. К вам Инна сама прибежит, она и поёт, и танцует, и в театре играет, и рисует, и учится отлично. А Света ни за что не пришла бы к вам, ни в один кружок, так как никаких склонностей да и желаний не обнаруживала, кроме двух — есть да на печи лежать. Но кто же её-то будет развивать, тормошить, учить? Прозанималась полгода, и оказалось, что девочка-то способная. Вы видели её сегодня? Это же самый счастливый человек! Жаль, что не познакомились вы с ней в начале года… Дальше 2-й этап — искусственный отбор. Пришёл к вам ребёнок, записался в кружок. И вот время идёт, а у него никак не получается. У других выходит, а у него нет. Останется он в кружке? Нет. Он тихо и незаметно уйдёт. В кружке останутся так и так самые — не скажу способные — подготовленные. А куда пойдёт этот, который отстал ещё на старте — и из-за нас же, взрослых? Кому он нужен? И потом, понимать и ценить искусство, а через него и других людей — это огромный труд, многолетний труд, радостный труд, вкус которого можно почувствовать, только попробовав самому.
Худсовет поддержал мою позицию.
Регулярные занятия танцами принесли плоды. Ребята стали раскованнее, пластичнее. Более ловкими стали движения… и улучшился почерк. Дети научились ценить время, не. тратить его попусту, стали организованнее. Увереннее стали держаться и на сцене.
Выступаем часто: ребята постоянно должны чувствовать, что их труд кому-то нужен, что они могут, если постараются, принести людям радость.
Ещё в ноябре мы пригласили в гости I класс. Их учительница Людмила Георгиевна заинтересовалась нашей работой. Сценки первоклассникам очень понравились, и Л. Г. попросила помочь им создать такой же театр. (До этого ни один человек в школе — я имею в виду учителей — ни разу не выразил ни малейшего любопытства. Удивительно…)