Дети выживших
Шрифт:
Он видел только первую шеренгу; те, что стояли за нею, расплывались, таяли в тумане.
Черные всадники на черных конях. Непобедимы — потому, что мертвы.
Шумаар оглянулся и увидел, что туман позади войска начал редеть. Он осторожно коснулся Нгара:
— Смотри…
Нгар обернулся. Желтое пятно света увеличивалось, ширилось, расплывалось в стороны и вверх, и постепенно темнело, становясь сначала оранжевым, потом красноватым, потом лиловым.
Впереди, в редких полосах тумана, на краю земли, взлетали вверх языки огня. Туман над огнём
Нгар повернулся к войску и рявкнул:
— К атаке!
Далеко-далеко, за туманом, дробью застучали наккары, — и вдруг примолкли, словно напуганные собственной смелостью.
Не говоря больше ни слова, Нгар пришпорил коня и устремился прямо на исполинов.
Шумаар скакал рядом, сосредоточенно глядя вперёд.
Туман продолжал убегать, растекаясь из-под копыт клубящимися полосами. Полосы отсвечивали желтым, красным, багровым.
Молча и бесшумно неслась лавина. Ибрисс держал копьё, — у него снова были руки.
Даггар поднял над головой меч, хотя в его груди еще зияли страшные чёрные раны.
Шаат-туур скакал спокойно, но в любой момент был готов выхватить саблю. От него и от коня начал валить пар — жар кипящего Рва начинал ощущаться даже мёртвыми.
И скакали бок обок Верная Собака и сын рыбака по имени Маркус, и умерший не прощенным Азан, и какая-то мумия, с которой неземным ветром наполовину сорвало саван, и мёртвые защитники Тцары, и мёртвые покорители Кута. Хуссараб — рядом с арлийцем, таосец — с нуаннийцем. Раб — рядом со своим господином. Потому, что здесь все стали равны.
Они не знали времени, и не знали, сколько суток, или месяцев, или лет пробежало на земле. Да это уже и не было важно.
Важным было то, что Сидящие у Рва, каменные идолы с едва намеченными резцом небесного творца лицами и руками, не приближались. Они словно передвигались вместе со всадниками, летевшими вперёд, и вместе с ними передвигался, отползая, гигантский бездонный Ров, который нельзя догнать, и нельзя ни погасить, ни заполнить…
— Позови Шаат-туура, — ровным голосом, будто и не было бешеной скачки, сказал Нгар Шумаару.
Шумаар отстал, а через мгновение (или через месяц, или через столетие) появился снова. Теперь рядом с Нгаром оказался и Шаат-туур.
— Назови вслух их имена! — крикнул ему Нгар.
Шаат-туур кивнул, сразу же всё поняв. Привстал в стременах и выкрикнул в пространство, в немые тёмные спины гигантов, заслонивших весь мир:
— Аман-Бар! Аман-Ек!.. Адам курулган!
Бешеная скачка продолжалась. Нгар не сразу понял, что произошло, а поняв, уже не смог остановить коня.
И они продолжали мчаться по ровной чистой степи, залитой лунным светом, мимо курганов, мимо каменных баб с равнодушными плоскими лицами, мимо сияющих серебром озёр, редких рощиц, торопливых ручьев. Белая ковыльная степь ходила под ними волнами. Летели куда-то колючие шары перекати-поля, и ветер пах бессмертной, вечно цветущей полынью.
Они летели под чистым звездным небом. Постепенно прощаясь с землёй, отрываясь от нее. Прямо к звезде по имени Екте.
Мёртвые скакали к ослепительному сиянию, которое поднималось над чёрной землёй. А земля отдалялась и начинала менять свой цвет; она опускалась, почти падала вниз, становясь голубовато-фиолетовой.
На лицах всадников появились подобия улыбок. Теперь они были почти счастливы. Нет, они были абсолютно счастливы — потому, что каждый получил своё.
Каждый из них видел то, что было для него самым дорогим: для кого-то — цветущая степь, пахнущая горькой полынью, для кого-то — желтый песок и изумрудная зелень волн, для кого-то — лес, полный щебета птиц и звенящих, как струны, солнечных лучей.
Они возвращались.
Все они возвращались домой.
— Сидящие у Рва исчезли потому, что не стало той силы, которая родила и поддерживала их. Великий круг кочевий распался, — сказал Шумаар спокойно и негромко, словно не скакал на коне во весь опор, и сзади не было огромного, летящего галопом, войска.
— Что? — не понял Нгар.
— Хуссарабский круг распался. Великое кольцо — это когда все племена, все кочевники начинают кочевать одновременно, по ходу солнца. Такой круг собирается только раз за всю историю. Он собрался — и возник Ров, и возникли те, кто сторожит его. Теперь круг распался. И Рва больше нет. И нет Сидящих у Рва.
Нгар кивнул.
— Я понимаю. Этого Рва, может быть, и нет. Но тот Ров, который вырыт перед каждым человеком, пока он жив, — остается. И живые отталкивают Ров от себя, отталкивают день за днем, год за годом. От себя, от своих друзей и близких. И всё-таки не успевают. Однажды следующий шаг становится шагом в пропасть.
Он взглянул в глаза Шумаару:
— Мы тоже не успели, брат. Так бывает всегда. Самое важное в жизни никогда не успеваешь сделать. Всегда слишком поздно. Добро нужно делать вовремя. Прощай, называвший себя Шумааром.
— Прощай, повелитель Нгар. — ответил Шумаар и крикнул: — Кош, кош, аман бол!..
Легкий туман подёрнул степи, горы, леса, и море.
А потом поднялось солнце и растопило мутную завесу, которая сотни, а может быть, тысячи лет затягивала землю.
Конечно, растопило не навсегда. Но хотя бы на этот раз. Хотя бы на этот…
Киатта
Крисс внезапно застонал. Лекари, сидевшие вокруг, очнулись от дрёмы, а с подоконника с грохотом свалился Сейр.
Раздвинул лекарей, которые разом загомонили и стали наперебой совать Криссу лекарства. Взял руку Крисса и почувствовал, как она теплеет, как постепенно в неё возвращается жизнь.
Сейр посмотрел на лекарей, улыбаясь так, как не улыбался ещё никогда в жизни.