Дети выживших

Смирнов Сергей Борисович

Он видел только первую шеренгу; те, что стояли за нею, расплывались, таяли в тумане.

Черные всадники на черных конях. Непобедимы — потому, что мертвы.

Шумаар оглянулся и увидел, что туман позади войска начал редеть. Он осторожно коснулся Нгара:

— Смотри…

Нгар обернулся. Желтое пятно света увеличивалось, ширилось, расплывалось в стороны и вверх, и постепенно темнело, становясь сначала оранжевым, потом красноватым, потом лиловым.

Впереди, в редких полосах тумана, на краю земли, взлетали вверх языки огня. Туман над огнём гудел, испаряясь. И, освещенные сполохами, на самом краю сидели два грузных исполина. Они были так огромны, что казались горами. Их головы касались облаков. Их спины затмевали половину неба.

Нгар повернулся к войску и рявкнул:

— К атаке!

Далеко-далеко, за туманом, дробью застучали наккары, — и вдруг примолкли, словно напуганные собственной смелостью.

Не говоря больше ни слова, Нгар пришпорил коня и устремился прямо на исполинов.

Шумаар скакал рядом, сосредоточенно глядя вперёд.

Туман продолжал убегать, растекаясь из-под копыт клубящимися полосами. Полосы отсвечивали желтым, красным, багровым.

Молча и бесшумно неслась лавина. Ибрисс держал копьё, — у него снова были руки.

Даггар поднял над головой меч, хотя в его груди еще зияли страшные чёрные раны.

Шаат-туур скакал спокойно, но в любой момент был готов выхватить саблю. От него и от коня начал валить пар — жар кипящего Рва начинал ощущаться даже мёртвыми.

И скакали бок обок Верная Собака и сын рыбака по имени Маркус, и умерший не прощенным Азан, и какая-то мумия, с которой неземным ветром наполовину сорвало саван, и мёртвые защитники Тцары, и мёртвые покорители Кута. Хуссараб — рядом с арлийцем, таосец — с нуаннийцем. Раб — рядом со своим господином. Потому, что здесь все стали равны.

Они не знали времени, и не знали, сколько суток, или месяцев, или лет пробежало на земле. Да это уже и не было важно.

Важным было то, что Сидящие у Рва, каменные идолы с едва намеченными резцом небесного творца лицами и руками, не приближались. Они словно передвигались вместе со всадниками, летевшими вперёд, и вместе с ними передвигался, отползая, гигантский бездонный Ров, который нельзя догнать, и нельзя ни погасить, ни заполнить…

— Позови Шаат-туура, — ровным голосом, будто и не было бешеной скачки, сказал Нгар Шумаару.

Шумаар отстал, а через мгновение (или через месяц, или через столетие) появился снова. Теперь рядом с Нгаром оказался и Шаат-туур.

— Назови вслух их имена! — крикнул ему Нгар.

Шаат-туур кивнул, сразу же всё поняв. Привстал в стременах и выкрикнул в пространство, в немые тёмные спины гигантов, заслонивших весь мир:

— Аман-Бар! Аман-Ек!.. Адам курулган!

* * *

Бешеная скачка продолжалась. Нгар не сразу понял, что произошло, а поняв, уже не смог остановить коня.

И они продолжали мчаться по ровной чистой степи, залитой лунным светом, мимо курганов, мимо каменных баб с равнодушными плоскими лицами, мимо сияющих серебром озёр, редких рощиц, торопливых ручьев. Белая ковыльная степь ходила под ними волнами. Летели куда-то колючие шары перекати-поля, и ветер пах бессмертной, вечно цветущей полынью.

Они летели под чистым звездным небом. Постепенно прощаясь с землёй, отрываясь от нее. Прямо к звезде по имени Екте.

* * *

Мёртвые скакали к ослепительному сиянию, которое поднималось над чёрной землёй. А земля отдалялась и начинала менять свой цвет; она опускалась, почти падала вниз, становясь голубовато-фиолетовой.

На лицах всадников появились подобия улыбок. Теперь они были почти счастливы. Нет, они были абсолютно счастливы — потому, что каждый получил своё.

Каждый из них видел то, что было для него самым дорогим: для кого-то — цветущая степь, пахнущая горькой полынью, для кого-то — желтый песок и изумрудная зелень волн, для кого-то — лес, полный щебета птиц и звенящих, как струны, солнечных лучей.

Они возвращались.

Все они возвращались домой.

* * *

— Сидящие у Рва исчезли потому, что не стало той силы, которая родила и поддерживала их. Великий круг кочевий распался, — сказал Шумаар спокойно и негромко, словно не скакал на коне во весь опор, и сзади не было огромного, летящего галопом, войска.

— Что? — не понял Нгар.

— Хуссарабский круг распался. Великое кольцо — это когда все племена, все кочевники начинают кочевать одновременно, по ходу солнца. Такой круг собирается только раз за всю историю. Он собрался — и возник Ров, и возникли те, кто сторожит его. Теперь круг распался. И Рва больше нет. И нет Сидящих у Рва.

Нгар кивнул.

— Я понимаю. Этого Рва, может быть, и нет. Но тот Ров, который вырыт перед каждым человеком, пока он жив, — остается. И живые отталкивают Ров от себя, отталкивают день за днем, год за годом. От себя, от своих друзей и близких. И всё-таки не успевают. Однажды следующий шаг становится шагом в пропасть.

Он взглянул в глаза Шумаару:

— Мы тоже не успели, брат. Так бывает всегда. Самое важное в жизни никогда не успеваешь сделать. Всегда слишком поздно. Добро нужно делать вовремя. Прощай, называвший себя Шумааром.

— Прощай, повелитель Нгар. — ответил Шумаар и крикнул: — Кош, кош, аман бол!..

* * *

Легкий туман подёрнул степи, горы, леса, и море.

А потом поднялось солнце и растопило мутную завесу, которая сотни, а может быть, тысячи лет затягивала землю.

Конечно, растопило не навсегда. Но хотя бы на этот раз. Хотя бы на этот…

Киатта

Крисс внезапно застонал. Лекари, сидевшие вокруг, очнулись от дрёмы, а с подоконника с грохотом свалился Сейр.

Раздвинул лекарей, которые разом загомонили и стали наперебой совать Криссу лекарства. Взял руку Крисса и почувствовал, как она теплеет, как постепенно в неё возвращается жизнь.

Сейр посмотрел на лекарей, улыбаясь так, как не улыбался ещё никогда в жизни.