Дети выживших
Шрифт:
Астон поднялся и приблизился к нему. Заглянул в лицо.
— Ты жив?.. — спросил он. И добавил удовлетворенно: — Жив. И даже не покалечен. Это странно, очень странно…
Он мельком глянул на Скорра, который лишь развел руками.
— Впрочем, — продолжал Астон, снова усаживаясь, — я знаю случаи, когда ваши воины из так называемых бессмертных могли продлевать свою жизнь. Например, продолжать сражаться, когда им отсекали руку или даже поражали прямо в сердце… Эти случаи описаны в наррийских хрониках, а хронисты у нас платили своими жизнями за записи, если их нельзя было подтвердить. Каждый факт проверялся трижды — с помощью разных свидетельств. Но… — Астон
Астон остановился, взглянул на Ваде — все ли тот успел записать, — и снова посмотрел на Нгара.
Нгар молчал. Его рубец вновь налился кровью — и внезапно все три губы растянулись в улыбке.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — прохрипел он; звуки клокотали в его растянутой гортани.
— Разве? — удивился Астон. — Я-то думал, что ты посвящен в тайны ваших жрецов.
— Наши жрецы не пробуравливают черепа живым людям, — сказал Нгар.
Астон пожал плечами.
— Значит, ты даже этого не знаешь… — с сожалением сказал он. — Тогда придется либо убить тебя, либо посадить в клетку и поместить в триумвирский зверинец. Кстати, там уже содержатся некоторые из твоих соплеменников. И даже размножаются в неволе, что характерно лишь для низкоорганизованных существ…
Астон вздохнул, кивнул писцу и направился к выходу из каземата.
Скорр открыл было рот, но Астон тут же бросил ему на ходу:
— Потренируйся на нем. Возможно, он расскажет что-нибудь интересное. И если останется в живых — доложи мне.
Все, что было потом, Нгару виделось как бы со стороны. Он не боялся боли — теперь он знал, что больно не ему, а всего лишь этому большому, полумертвому, пережившему себя телу. Главное — суметь сосредоточиться и вынести сознание за пределы тела, даже не стараясь слишком удалиться от него. Сознание становилось оболочкой, второй кожей — но невидимой и неощутимой. Нгар знал, что с ним делают, видел даже, как, хотя и не мог уже видеть заплывшими, спрятавшимися в синие щели глазами.
Он видел иначе. Он видел, как Скорр, пыхтя, пытается что-то сделать с его ногами, вытягивая из голеней красноватые нити. Нити растягивались и прятались в разрезы с обожженными краями. Он видел, что Скорр, роняя Нгару на живот капли соленого пота, орудует каким-то инструментом, похожим на бурав.
Наконец, Нгар ощущал запахи: крови, мочи, кала. И горелого мяса. И вонь давно не мытых подмышек Скорра; его мешковатое одеяние пропиталось почти лошадиным потом. И все эти запахи приносили Нгару куда большие страдания, чем изобретательная работа палача.
Он знал, что все это вот-вот кончится. Он чувствовал это.
Наконец, его сознание раздвоилось.
Туманные горы
И вот он уже видел себя, стоящим на бастионе, с громадным мечом в руке. Из тьмы, поглотившей все вокруг, на него лился поток стрел. Некоторые пробивали защитные доспехи; несколько стрел он уже обломил, чтобы они не мешали сражаться — окрашенные кровью обломки торчали из его рук, ног, плеч, и даже из шеи.
Снизу волна за волной накатывали штурмовые колонны
Нгар знал, что крепость обречена. Двое суток непрерывного штурма измотали защитников. Стена еще не была пробита, но враг уже подкатил осадные башни и перебрасывал переходные мосты с крюками.
По ним на стену бежали воины, и казалось в тьме, что это были не люди, а звери, потому, что у них были звериные головы и звериные покровы, и вместо рук у них были лапы, а в лапах — невидимая во тьме, разящая изогнутая смерть.
Потом он почувствовал, что его теребят, тащат куда-то сзади, и чей-то голос кричит ему в самое ухо:
— Они прорвались, Шумаар! Они уже в крепости! Пора уходить!..
Нгар обернулся и все понял. В разгорающемся огне он увидел, что бой кипит уже во дворе, и ряды защитников тают, а ряды звериноголовых наливаются плотностью и неодолимой силой.
Он выронил меч — снизу громадный дротик попал ему в незащищенную часть предплечья. Рука безжизненно опустилась и повисла, как плеть. Он снова оглянулся. Вгляделся в того, кто тащил его со стены вниз, туда, где были потайные ходы; он пытался вспомнить его имя. Кажется, это был сотник бессмертных — один из немногих, переживших поход на запад, резню в заповедном лесу и схватки под стенами Нуанны.
Впрочем, имя — это неважно. Он уже догадался, что сейчас его зовут Шумаар, но одновременно знал, что все еще остается Нгаром — распятым на железной кровати, там, за горами, далеко на юге, разделенным с гибнущей крепостью не только расстоянием, но и временем. Может быть, неделями. Может быть, месяцами.
Он поднял дротик и почти не оборачиваясь, одним неуловимым движением вогнал его до половины в грудь набежавшего по перекидному мостику хуссарабу. Звериная голова свалилась с его плеч. Под ней обнаружился бритый человеческий череп.
Шумаар спрыгнул на нижнюю ступеньку и вместе с сотником ринулся вниз.
В кровавых отблесках пожара они спустились на площадку и отсюда пошли прямо по стене — перебираясь с одного выступавшего из кладки камня на другой.
Бой еще продолжался — и на стенах, и внутри крепости; часть осажденных перешла за ров в центральный бастион. Может быть, им удастся продержаться до того, как подоспеет помощь, обещанная Хаммаром.
За выступом стены царила полная тьма и сотник, шедший впереди, едва не сорвался вниз: Шумаар поддержал его здоровой рукой, прижавшись к стене. Потом они нашли нишу, в которой едва мог стоять один человек. Сотник сдвинул камни и скользнул куда-то внутрь каменной кладки. Шумаар попытался пройти — но щель оказалась слишком узка.
— Сюда, Шумаар! — донесся голос сотника.
— Я не могу… — прошептал Шумаар. Слишком узкий вход не был рассчитан на его гигантское тело. Он втискивался до тех пор, пока не выбил из себя весь воздух; ему стало нечем дышать; металлический литой доспех заклинило, и теперь Шумаар не мог сдвинуться ни вперед, ни назад.
— Дай мне руку! Протяни мне свою руку, Шумаар!
Почти теряя сознание, Шумаар из последних сил потянулся рукой к невидимому сотнику. Ощутил, что его кисть оказалась крепко перехвачена ремнем: видимо, сотник уперся в выступы входа обеими ногами и руками и потянул на ремень.