Детонатор
Шрифт:
В 15.00 пригласили на посадку тех, кто собирался отправиться в далекий город Челябинск. Поезд подали на четвертый путь. Возле синих вагонов стояли проводники, которые проверяли билеты и давали лаконичные справки суетливым пассажиром.
Внимательный наблюдатель заметил бы, что последний — четырнадцатый — вагон почему-то не пользуется популярностью. Туда вошли, один за другим, восемь крепких мужчин с большими спортивными сумками, и дверь за ними моментально захлопнулась. Ни проводника, ни проводницы. И ни одной скучающей физиономии за мутным окном. Как будто вошедшие в вагон
Но все восемь были живы-здоровы и, надо сказать, неплохо себя чувствовали.
Во-первых, они были полными хозяевами в вагоне, замаскированном под обычный, но имеющем внутри лишь пять, а не стандартных восемь пассажирских купе. Во-вторых, каждый из них чувствовал себя в полной безопасности за бронированными окнами и дверями, снабженными специальными замками. В-третьих, поездка обещала быть долгой и приятной, без всяких происшествий и форс-мажоров, поскольку проводилась в обстановке полной секретности, так что никаких чрезвычайных происшествий и неожиданностей ожидать не приходилось.
— Ох и высплюсь же я, — мечтательно проговорил Глеб Галкин, потягиваясь при этом несколько жеманно, в полном несоответствии со своей внешностью грозного викинга. — Почти сорок три часа в пути. Это если без опозданий.
Георгий Николаевич Белоусов посмотрел на него с нескрываемым неодобрением.
— Я тебе высплюсь! — прикрикнул он. — Мы тут не на прогулке, парень.
Эти двое являлись штатными охранниками службы безопасности того самого научно-исследовательского института, где изготовили опытные образцы тромонола. Теперь им предстояло сопровождать серебристый контейнер в пути, отвечая за него головой. Белоусов, назначенный начальником конвоя, не собирался давать никаких поблажек своему подчиненному.
Вооруженные одинаковыми пистолетами Макарова, конвоиры занимали четвертое купе. Раскладывая вещи и стеля постели, они постоянно задевали друг друга, поскольку являлись мужчинами крупными и довольно неуклюжими.
Галкину минувшей зимой перевалило за тридцать, у него было волевое лицо, светло-серые глаза и нос картошкой, что несколько портило его мужественный облик. Свои вьющиеся светлые волосы он стриг под полубокс, оставляя небольшой задорный чубчик на гладком лбу, лишенном всяческих признаков не то что нынешних, но и будущих морщин. Рубашку цвета хаки, облегающую рельефную мускулатуру, он заправлял в джинсы, а джинсы подтягивал так высоко, что можно было разглядеть очертания его сдавленных гениталий и выставленные напоказ носки канареечного цвета.
Белоусов предпочитал одежду мешковатую, темную, без затей. Был он мужчиной кряжистым, обстоятельным, степенным. Никаких усов, вопреки фамилии, он не носил, к напарнику относился с большим предубеждением, а к заданию — со всей ответственностью старого служаки, готовящегося к уходу на пенсию.
Галкин считал его занудой и втайне мечтал о том счастливом дне, когда сам станет начальником службы охраны.
— Чего ты так разволновался, Георгий Николаевич? — скривился он, запихивая подушку в слишком тесную наволочку. — Мы ж тут не одни. Аж ввосьмером вместе с группой сопровождения. Боевая единица.
— У них свои обязанности, а у нас свои, — назидательно изрек Белоусов и уселся на аккуратно заправленную постель, положив жилистые руки поверх квадратного вагонного столика. — Спать будем по очереди, из купе выходить только по крайней необходимости.
— Это когда в сортир приспичит? — уточнил Галкин.
— Ну не в вагон-ресторан же? — буркнул Белоусов.
— Туда пусть лохи бегают. У меня с собой полный продуктовый арсенал.
— И пиво захватил?
— А то!
— Иди вылей, — распорядился Белоусов, уставившись на свои сжатые кулаки.
— Ты что, Николаич? — возмутился Галкин.
— Не Николаич, а Георгий Николаевич. Ступай. Я третий раз повторять не стану.
— А если я не послушаюсь? — с вызовом произнес Глеб.
Белоусов по-прежнему глядел не на него, а на свои руки.
— Пожалеешь, — коротко произнес он.
— В смысле, в морду получу? Так я отвечу. — Галкин выпрямился во весь рост и воинственно подтянул джинсы еще выше.
Георгий Николаевич покосился на его промежность, потом поднял взгляд.
— Если бы я тебе в морду зарядил, — веско произнес он, — то ты бы на койке отдыхал до самого Челябинска. Нет, парень, никакого рукоприкладства. Просто выставлю тебя из вагона, а там пусть с тобой руководство разбирается.
— Так пиво же, не водка! — упирался Белоусов, хотя уже было видно, что он сдается.
— Я слышал, что пиво. А ты меня слышал? Иди вылей.
Достав из сумки коричневую двухлитровую бутыль, Галкин насупился и направился к выходу.
— Погоди, — остановил его Белоусов.
— Чего? — В глазах парня засветилась надежда.
— Вторую прихвати.
— Ну ты даешь! Какую вторую?
— Ту, что рядом с первой, — невозмутимо сказал Белоусов.
Хмыкнув, Галкин извлек из сумки вторую двухлитровую бутылку пива.
— Как узнал? — поинтересовался он.
— Догадался. — Белоусов пожал плечами: — Такому лосю разве ж двух литров хватит?
Галкин ухмыльнулся, а потом нахмурился.
— Гад ты все-таки, Георгий Николаевич, — сказал он.
— Гад, — согласился Белоусов. — Еще какой. Но исключительно по долгу службы, а не из вредности. Так что ступай, парень, ступай.
Он указал на дверь.
За окнами как раз объявили отправление скорого поезда Москва — Челябинск. Состав дернулся и поплыл вдоль перрона, на котором столпились провожающие.
— Туалет, наверное, еще закрыт, — предположил Галкин, перетаптываясь в коридоре.
Видимо, он еще надеялся на то, что суровый начальник смягчится, но чуда не произошло.
— У нас открыт, — заверил Белоусов. — Полная автономия.
Испустив еще один тягостный вздох, Галкин зашагал в сторону заднего тамбура. Там находился второй пост охранения, за который отвечали двое бойцов группы сопровождения — Валера Беляев и Ваня Юдин. Галкин рассчитывал проскользнуть незамеченным, но Юдин, как назло, торчал в тесном закутке возле туалета, поправляя ремень укороченного автомата Калашникова, болтающегося у него на плече. Из тамбура явственно тянуло сигаретным дымом, его товарищ стоял там и курил.