Детские странствия
Шрифт:
– А вот ответьте еще на такой вопрос: что тяжелее - пуд железа или пуд пуха?
– обращаясь ко мне, спросил другой учитель, тот самый, с красными, как у плотвы, глазами, которому надо было отвечать без запинки.
Я уже знал, что этот каверзный вопрос будет задан, и Потапов научил меня, как на него надо ответить: по арифметике тяжесть одна, но если на голову, да без шапки, поставить пудовую гирьку, то будет тяжело; а если вместо гирьки поставить мешок с пудом пуха, то покажется куда легче.
–
– оживленно заговорил инспектор.
– Попробуйте, отец протоиерей, поставить себе на голову гирьку - покажется тяжеленько!
– И он похлопал себя по рыжей голове.
Учителя заулыбались, а протоиерей, который сидел нахмурившись, нахмурился еще больше.
Инспектор, повернувшись к нему, с поклоном сказал:
– Прошу, отец Владимир.
И протоиерей обратил взгляд на меня:
– Ты вот, вижу, шустрый… А скажи, молитвы знаешь?
– Знаю. Я даже на клиросе пел.
– Я тебя не спрашиваю, где ты пел, - на клиросе или в подворотне. Тропарь рождества Христова знаешь?
– Как не знать! В прошлом году все рождество христославил.
– Опять болтаешь всуе. Придержи язык! Читай! Я начал читать, но не дочитал - протоиерей перебил меня и велел читать снова.
– Слово божье должно читать с чувством, - сказал он.
«Наверно, надо быстрее», - решил я.
И опять он перебил:
– Ты что читаешь?
– Тропарь рождества Христова, батюшка.
– Батюшка твой дома остался, а ты, балаболка, тут оказался. Начни еще раз!
Я стал читать возможно реже. Дочитал почти до конца, и вдруг протоиерей замахал на меня руками:
– Замолчи, балаболка! Читаешь слово божье без понятия… Читай ты!
– сказал он Потапову.
С Потаповым произошло то же самое.
– И ты балаболка! Оба не знаете молитвы! Таких балаболок надо садить не в третий класс, а в первый, чтобы молитвы учили!
Встав, протоиерей сердито одернул рясу и вышел из комнаты.
Мы с Потаповым переглянулись, не понимая, чем прогневали батюшку, и понурили головы.
– А вот скажите… хотя бы вы, - обратился ко мне Плотица: - кто разбил татар на Куликовом поле?
Обрадовавшись, что, может быть, еще не все пропало, я ответил бойкой скороговоркой:
– Князь Дмитрий Донской с монахами Пересветом и Ослябей.
И на другие вопросы по истории, а затем по географии я ответил без единой запинки.
А Потапов, ответив о Ермаке все, что мы учили о нем, от себя еще добавил, что про Ермака у нас в деревнях поют песню: «Ревела буря, гром гремел».
По географии он, кроме указанных в учебнике озер, назвал еще Кармоозеро, Ундозеро и Кенозеро; стал даже, по своей словоохотливости, рассказывать, какая в них рыба водится, но учителя засмеялись, и инспектор сказал, что экзамен кончился.
Нам велено было выйти в коридор и ждать решения.
Ждать пришлось долго.
Через дверь были слышны громкие голоса. Мы думали, что, наверно, отец Виктор нажаловался на нас за архиерея с трубкой. А то чего бы протоиерею придираться? Молитву знаем хорошо и читали ее, как все читают.
Наконец нас вызвали, и инспектор, глядя на стол и постукивая по столу пальцами, сказал:
– По всем предметам отвечали вы хорошо, даже очень хорошо, но по закону божьему… сами знаете… В общем, в третий класс нельзя. Комиссия постановила посадить вас во второй. Можете идти!
Вслед за нами в коридор вышел красивый учитель с черными усиками.
– Вот как бывает!
– сказал он.
– А знаете, почему отец протоиерей остался вами недоволен?
Мы ответили, что не можем понять, почему он нас перебивал.
– Оттого, что вместо «с небес срящите» вы читали все время «снебесдращите». Теперь поняли?
– А у нас в деревнях все поют «снебесдращите», - сказал я.
Учитель засмеялся:
– Ну то в деревнях, а вы теперь в городе - значит, надо «с небес срящите».
– Потом он посочувствовал нам: - И нужно же было засыпаться на рождественском тропаре! Это будет стоить вам целого года ученья.
Мы зачесали свои затылки.
– Не везет нам с законом божьим, - сказал Потапов.
– И христославили мы, и евангелие ты носил на полотенце, и на клиросе пел - всё нипочем!
БИБЛИОТЕКА В ЧАЙНОЙ
Первый день на переменах городские ребята рассматривали нас, словно каких-то невиданных, заморских птиц.
– Это те, кого отец протоиерей прокатил на «снебесдращите».
– И откуда такие притопали?
– И оба - Васьки!
– Гляди, мужичок, а штаны в полоску.
– А у другого-то, смотри-ка, смотри - штаны сейчас с ног свалятся.
– Эй ты, снебесдрящий, подтяни портки!
– Ребята, утрите Васькам сопли!
У меня кулаки сжимались, я наскакивал и грозил:
– А ну давай?
А Потапов как ни в чем не бывало подтягивал штаны и утирал нос рукавом рубахи, будто у него действительно сопли текли, и, при этом смеясь, преспокойно говорил:
– Я и сам утру, мамки мне для этого не надо.
Деревенские ребята, вчера уже насмотревшиеся на меня в общежитии, а с Потаповым познакомившиеся еще раньше, тоже рассматривали нас, словно впервые видели, и, заискивая перед городскими, вместе с ними высмеивали наше невежество и наши деревенские привычки.