Детское время
Шрифт:
Изобрела, на заводе в Александрове их четыре штуки изготовили. Леночка разработала на их базе длинноволновую радиостанцию мощностью в восемьдесят киловатт. И приехала на испытательный запуск. Тоже было дело не простое: клистроны довольно быстро «теряли эмиссию», так что их приходилось ремонтировать — а потом тут же разными насосами выкачивать из них воздух, что занимало примерно пару суток. При установке их на станцию тоже требовалось выполнить все эти процедуры, и эти двое суток Леночка вообще ни разу не выходила их помещения радиостанции, выстроенной недалеко от Москвы в районе тридцатого километра Ярославской дороги.
А когда радиостанцию запустили, она сидела рядом с телефоном, на который должны были звонить наблюдатели из Бреста, Севастополя и Березников. Ну а когда ребята из Севастополя позвонили (последними) и сообщили, что «слышимость прекрасная», Леночка улыбнулась, тихо сказала окружающим «ну всё, мы победили», положила трубку…
На похороны Елены Владимировны Скворцовой приехали, конечно же, все оставшиеся в живых «попаданцы», почти все их дети и внуки. Но вот на открытие памятника приехали уже очень немногие: и дела, и проблемы со здоровьем… А памятник получился очень хорошим: молодая еще Леночка, одетая в свою полицейскую форму, сидела на четырех сложенных стопкой пластиковых мешках с солью, держа в руках автомат и облокотившись на огромную лампу (Трофиму ребята с радиозавода отдали сапфировую колбу настоящего клистрона), а на небольшой тумбочке возле Леночки стояли «Скворечник» и телевизор. К созданию этой скульптуры Трофим подошел с максимальной тщательностью: в клистроне, казалось, тускло светился накал, в «Скворечнике» горел «зеленый глаз», а на экране телевизора в темное время смутно проглядывались какие-то движущиеся фигуры…
— Трофим что, электричество к статуе подвел? — поинтересовалась Лера, когда все собравшиеся расселись на кухне Лизиного дома.
— Нет, это он так хорошо краски подобрал, — ответила Катя. — Вечером, когда в парке фонари зажигаются, там все еще ярче светиться будет. Кому налить чаю? На той недели прислали, первый урожай из Ленкорани. Очень вкусный, кстати, рекомендую.
— Марина говорила, что с бергамотом даже опилки вкусными покажутся, — прокомментировала вкус чая Лера, — но этот действительно замечательный получился. Интересно, а почему там местного населения почти не было? Ведь климат прекрасный, земля плодородная…
— Настоящие субтропики, — поддакнула Председатель Госплана, — малярийный комар в тамошних болотах круглый год плодится и размножается. А если учесть, что болот там больше чем населения… Хотя наши туда уже завезли гамбузию луизианскую, без хлорохина и артимезина там людям делать пока нечего. Разве что кто захочет самоубиться особо мучительным способом…
— Кстати, я слышала, что там для полыни этой климат очень подходящий… — заметила Лиза.
— Нет, подходящий в долине Куры. Но и в Поволжье климат для полыни тоже ничего, а у Алёны проблемы были в том, что этот артимезин в листьях накапливается во время цветения, а она полынь собирала после того, как семена созреют. Ребята из института биологии по поручению Оскара все это выяснили, и у Алёны теперь и в Поволжье с гектара собирается килограмм по двадцать препарата, а возле Куры, по прикидкам, может и до тридцати дело дойти. Вот только как туземцев научить эту полынь правильно и вовремя собирать…
— Там туземцев кот наплакал, — нарочито сердито заметила Лиза, — а у нас сколько детишек школу закончили в этом году?
— На Кавказ в этом году по распределению двенадцать тысяч человек должно было поехать, — сообщила Катя-первая. — Но народу все равно не хватает. Потому что еще десять тысяч в Америку отправляются, пять в Африку, в Танзанию…
— Это как это они туда такой толпой оправляются? — удивилась Лиза. — В смысле на чём?
— Так не сразу же! Это за год отправятся, а на новой «Таврии» в пассажирском варианте по триста пятьдесят человек за рейс перевозится. В год «Таврия» минимум восемь рейсов в Филадельфию сделает, а Генрих их уже четыре построил и еще две до зимы на воду спустит. А после того, как римляне реку Траяна расчистили и расширили, «Таврия» и до Бруннштадта плавать теперь может…
— Ладно, двадцать восемь тысяч… двадцать семь понятно куда. Но выпускников-то, если мне память не изменяет, уже больше ста двадцати тысяч было?
— Не двадцать семь, на Кавказ реально поедет тысяч пять всего. Потому что некуда там людей пока селить. Ну нет у нас на юге толкового руководителя вроде Кодра!
— А что Кодр?
— А он дорогу до Рудных гор за полгода проложил, мы едва рельсы ему подтаскивать успевали.
— Там же семьсот километров!
— А он, когда дорогу туда прокладывал, сразу и все нужные насыпи делал, и даже балласт на насыпь положил. Вроде как «чтобы гранитные карьеры не простаивали» щебенку там делал, а на развоз ее только лошадей почти двадцать тысяч направил. Это не учитывая, что он забрал себе все старые дровяные грузовики…
— Непонятно, зачем ему это старьё-то? Мы же их вроде как по износу списывали…
— Так в Минске он авторемонтный завод организовал, все газогенераторные грузовики он там в порядок привел, — ответила Катя-первая. — Кстати, в Минске же он и телеги для перевозки щебня наделал, чтобы лошадка могла тонну камня перевозить. Она, конечно, очень неспешно столько возит, но он же лет десять только на перевозку щебня к дороге потратил. И, кстати, шпалы он тоже заранее заготовил, причем бетонные — а бетон у него самый лучший. Научила его мама Катя…
— Чему?
— У него же энергетика большей частью дровяная, по крайней мере в деревнях, — поделилась ценной информацией упомянутая «мама Катя», — опять же автотранспорт в основном дровяной, золы получается много. А если поташ из золы вымыть, то из остатка получается прекрасный пуццолановый цемент. То есть не совсем пуццолановый, но в смеси с портландцементом бетон получается много прочнее и практически водонепроницаемый. Застывает он, конечно, подольше, но Кодру спешить нужды не было. Он даже растащить готовые шпалы по всем своим придорожным городам успел!
— Ну это же хорошо. Но если на Кавказ отправляется меньше народу, почему тебе снова людей не хватает?
— Папа съездил в Рудные горы, с тетей Лидой съездил, — снова в разговор вступила Катя-младшая. — И решил там организовать спецкомитетовскую компанию «Висмут», которой — как он сказал «для начала» — нужно уже в этом году выделить десять тысяч человек. А еще минимум пять тысяч гвардейцев…
— Ну с гвардейцами понятно, там же серебра самые богатые залежи в Европе…
— И серебра, и меди, и кобальта с никелем, и цинка со свинцом. Там вообще очень много всякого нужного в домашнем обиходе. Я убежден, что весь проект только на этих отходах окупится максимум за год.
— Отходах?
— Саша Колмогорцева докрутила свой мотор до тридцати пяти тысяч оборотов… — сообщила Катя, но не в качестве ответа на вопрос матери, а как бы «вообще». И Лиза, естественно, просто не поняла сказанного дочерью:
— Что?
— Мам, основное там — уран. А до Катанги мы пока не добрались…
Глава 8
Валера Афанасьев был самым младшим сыном Лидии Петровны и самым, пожалуй, упертым ее последователем. Мать, смеясь, говорила что Валера на вкус отличает пирит из угольного пласта от пирита, вытащенного из Мсты. Тоже мне, достижение: речной пирит оставляет на языке привкус ржавого железа, а угольный — он же кислый! А вот отличать друг от друга разные другие минералы…