Детство Лермонтова
Шрифт:
Четыре девицы Лермантовы, молодая новобрачная Пожогина-Отрашкевич и сирота Юленька, воспитанница Арсеньевых, ухаживали за Марией Михайловной и заставили ее поужинать после дороги. Едва Маша одолела яичницу, сейчас же внесли самовар, стол уставили вареньями, домашней пастилой и пирогами. Девицы оживленно рассказывали подробности свадьбы Дунечки и расспрашивали, что Машенька видала в столицах. Брат Юрий рассказывал, сколько там удовольствий, и жалел, что должен отныне жить в деревне. Машенька рассеянно спросила:
— Но зачем же он сюда приехал?
Сестры переглянулись и заговорили
— Ему по болезни пришлось бросить службу в Питере, и теперь он хочет помочь маменьке управлять имением.
Машенька не видела еще Юрия Лермантова и равнодушно выслушала это известие. После ужина сказалось дорожное утомление, и она невольно зевнула. Сестры заметили это, и старшая, Алёна Петровна, с досадой сказала:
— Как равнодушно ты принимаешь известие о Юрии! А он так желает с тобой познакомиться… Мы говорили ему о разных девицах, но он желает встретиться только с Машенькой Арсеньевой.
Мария Михайловна привыкла за последний год слышать много толков о женихах, которых ей подыскивали, и недовольно сдвинула брови. Эти разговоры смущали ее. К чему они? Не пойдет она замуж по чужому желанию, хоть маменька и все тетки будут настаивать. Она сама выберет. Сама!
Вдруг в открытую дверь столовой донесся веселый, приятный мужской голос:
— Любуйтесь на мою добычу!
Машенька невольно обернулась.
На пороге столовой стоял молодой столичный франт в синем сюртуке и держал в руках трех зайцев. Шею его окутывал белый, тщательно отглаженный и франтовски повязанный платок; модная прическа была заботливо отделана: кудри заглажены к вискам, откуда начинали виться белокурые небольшие бакенбарды.
Лицо Юрия Петровича нравилось женщинам: в улыбке его сквозила доброта и вместе с тем пылкость, веселость, но без насмешки. Светлые глаза его горели внутренним огнем. Он держался с достоинством; молодая удаль проступала в его движениях.
Он поднял зайцев, улыбнулся; тонкие губы его не шевелились. Он стоял молча, позируя, позволяя любоваться собой.
Поглядев на него, Арсеньева забеспокоилась: она сразу поняла, что перед нею враг опасный, что этот молодой щеголь отчаянно хорош собою и может вскружить голову Машеньке.
Между тем молодой человек продолжал стоять на пороге, внимательно обводя присутствующих блестящими синими глазами, а сестры его вскочили с мест и бросились к нему отнимать добычу. Машенька взглянула на Юрия Петровича и опустила глаза, вспыхнув от смущения, от слепой доверчивости к этому человеку: ей показалось, что он похож на героя, созданного ею в мечтах. Юрий Петрович легко и шутливо отстранил сестер и подошел к матушкам.
Арсеньева взглянула на дочь, случайно уловила ее взгляд, обращенный на Юрия Петровича, и рассердилась. Маша ясно показывала при всех, что новый знакомец ей понравился, а он сам держался свободно, заметив расположение девушки.
Сдерживая себя, Елизавета Алексеевна поцеловала надушенную голову, когда молодой человек приложился к ее руке. Теперь она обратила внимание, что Юрий Петрович очень любезен, имеет столичный лоск и приятные манеры. Это открытие еще больше ее расстроило. Но тут вошли братья мужа. Мужчинам подали ужин; они стали рассказывать, как они сегодня охотились, затем
Арсеньева охотно рассказывала все новости: денежный курс падает; ввоз иностранных товаров и предметов роскоши запрещен; модницы жалуются, что заграничные вещи сильно вздорожали, зато купцы наживаются вдвое.
Про Наполеона говорят очень много. Говорят, что он сосредоточил в Пруссии огромную армию. Кроме пруссаков и австрийцев, в его войсках много иностранных солдат, выставленных вассалами. «Двунадесять языков» готовится Наполеон двинуть на Россию. Говорят, что наглец не может забыть, как он посватался за великую княжну Анну, сестру императора, и ему отказали.
Юрий Петрович, внимательно прислушавшись к сообщениям Арсеньевой, возразил:
— Я полагаю, что сватовство Наполеона — не единственный повод для начала войны. Для этого есть другие причины.
Мужчины с жаром заговорили:
— Наполеон напрасно надеется. Не удастся проклятому злодею его план! Не бывать России под властью французов!
Пока шел политический разговор, женщины притихли. Когда ужин окончился, девицы повели Машу в гостиную, окружив со всех сторон.
Гостиная в Васильевском скромная: на чисто вымытых полах — половики, сплетенные из сношенных материй. Только в середине комнаты, под большим круглым столом на витых ножках, лежал ковер, собственноручно вышитый сестрами, а вокруг стояла старая мебель и карточные столы.
Единственной роскошью в комнате было фортепьяно. Девушки подвели Машеньку к инструменту и стали уговаривать ее спеть. Машенька колебалась.
Матушки и тетушки уселись за карты. Юрий Петрович тоже сел за ломберный стол. Почтительно разговаривая со старшими, он перетасовал карты и роздал их дамам.
Маше стало обидно, что он не обращает на нее внимания. Стараясь скрыть свое чувство, она еще больше его обнаруживала. Вздохнув, она неожиданно решилась и села за фортепьяно.
Как только Маша взяла несколько пробных аккордов, желая освоить голос инструмента в чужом доме, Арсеньева насторожилась. Она знала, что дочь ее играет превосходно, что игра ее вызовет восторг не только дам, но и «Сахара Медовича», как мысленно окрестила она молодого человека, поэтому сурово скавала:
— Я прошу тебя, Машенька, не петь. Музыка тебя утомляет.
Дочь недоумевающим доверчивым взором поглядела на мать, лучшего своего друга и советчика. Мать всегда ей желала добра. Может, в самом деле не петь? Почему? Мать лучше это знает.
Но Юрий Петрович оставил карты, подошел к Машеньке и, устремив на нее ясный взгляд, проговорил ласково:
— Спойте! Хотя бы для меня. Я так люблю музыку!
Маша в волнении опустила ресницы и заиграла. Играла она медленно, вкладывая в каждую ноту особое значение, как бы лаская клавиши и борясь с ними. Игра ее в концертном зале показалась бы слишком задушевной, но здесь, в полусвете свечей, исполнение ее оставляло глубокое впечатление, как тайна, рассказанная взволнованным шепотом, как свет полумесяца над водой в летнюю ночь.