ДЕТСТВО МАРСЕЛЯ
Шрифт:
— Фитюлька ваша змея рядом с моею! Возмущенные слушатели ответили улюлюканьем, а мой отец сказал:
— Не будем забывать, что он выпивает пять-шесть литров жакеза в день и что его змея долго питалась винными испарениями. От этого она так разрослась, что заняла весь его мыслительный аппарат, который к тому же никогда не был очень вместительным. Вот почему теперь Петюг и не узнает свою змею!
— Ну да!-сказал Мон. — Это наверняка так и есть!
И он пояснил Франсуа, который был явно в недоумении:
— Понял? Это значит, что змея эта сидит у него в башке
Теперь я был почти безмятежно счастлив и считал, что начались настоящие каникулы. А следовало бы понять, о чем говорит зачастивший мелкий дождик, и заметить, что «летучая мышь» не раскачивается больше на ветке смоквы: теперь мы ужинали в столовой под модной висячей лампой с узорным медным резервуаром и опаловым абажуром, походившим на полушарие, который украшала бахрома из голубых стекляшек.
Однажды, когда я любовался тем, с какой виртуозной легкостью и изяществом дядя Жюль разрезает куропатку, отец объявил без предисловий, словно речь шла о самой обыкновенной вещи на свете:
— Ну-с, завтра ровно в десять начинаем повторение программы.
Насмешливый хохот Поля словно подвел жирную черту под этим заявлением.
И так как вид у меня был изумленно-негодующий и я озирался, чтобы посмотреть в «Календарь почтового ведомства» [49], то отец сказал:
— Я очень хорошо понимаю, что ты потерял представление о времени, ты в этом году был занят чрезвычайно интересными вещами…
— Еще бы! — подхватил дядя.
— Во всяком случае, — продолжал отец, — какой-то период твоей жизни кончился: сегодня у нас восемнадцатое сентября, а ты начинаешь учиться в средней школе с понедельника третьего октября, то есть через четырнадцать дней.
— Да, конечно! Но за четырнадцать дней я успею еще и повеселиться!
— Веселиться будешь до десяти утра! А все остальное время будет отдано повторению пройденного. Ты во что бы то ни стало должен с первых же шагов в лицее проявить себя как блестящий ученик и поддержать честь нашей начальной школы, к которой господа, имеющие среднее образование, иной раз относятся с презрением.
Он покосился на дядю Жюля. Но тот, уставив голубые глаза в грудинку куропатки, пытался извлечь из нее дробь номер шесть, которую сам же и всадил в несчастную птицу.
Дядюшка вдруг приостановил свое хирургическое исследование и, подняв нож кверху, воскликнул:
— Нет, милый Жозеф, нет! Никто не презирает обязательное начальное образование. Это единственное достойное похвалы создание нашей революции. Но людям, ограничившимся только начальным образованием, действительно ставят в упрек, что, получив аттестат зрелости, они воображают, будто знают все, достигли вершин человеческих знаний. Я имею в виду не вас, напротив, вы слишком скромны. Но согласитесь сами, что есть и такие, которые слишком высокого о себе мнения.
Мама вспыхнула и, вздернув носик, резко заметила:
— Самомнение есть всюду и, может быть, даже в префектуре!
— О, там его хватает! — поддержала ее тетя Роза.
— Но мы знаем простых учителей, — продолжала мама (она говорила все быстрей и быстрей), — которые стали преподавателями высшей школы или инспекторами учебного округа и даже врачами, даже депутатами парламента!
Дядя Жюль понял, что разворошил муравейник; кроме того, он очень любил свою милую свояченицу, почему и пошел на уступки:
— Вы правы, дорогая Огюстина: многие министры, высшие чиновники, крупные адвокаты — многие из них — бывшие учителя. Но я позволю себе добавить, что это именно те люди, которые пополнили знания, полученные в начальной школе, немало лет проучившись в высшей школе и университетах!
— Конечно, — сказал Жозеф. — Это естественно!
— Впрочем, — добавил дядя, — я признаю и заявляю, что обучение в начальной школе поставлено гораздо лучше, чем в младших классах лицея!
Огюстина просияла, а Жозеф решил подкрепить личное мнение дядюшки ссылкой на официальное лицо:
— Я слышал это от самого ректора и надеюсь, что Марсель в нынешнем году еще раз докажет справедливость этих слов.
Обращаясь ко мне, он серьезно сказал:
— Мы в долгу перед нашей республикой, дочерью революции. Она назначила тебе стипендию. Это значит, что она будет бесплатно давать тебе основательное образование, оплачивать твои горячие завтраки и каждый год до получения аттестата зрелости снабжать всеми книгами, необходимыми для занятий.
Мы с тобой должны показать, что достойны такой великой щедрости, и без малейшего сожаления пожертвовать несколькими днями каникул. Завтра мы начинаем повторение программы.
На другое утро я чуть свет отправился с печальной вестью к Лили. Он как мог старался меня утешить; по его словам, уж и то хорошо, что мы можем браконьерствовать с пяти до девяти утра. К тому же его самого отрядили на сбор зимних помидоров и на первые осенние работы.
Я вернулся к десяти часам, нагруженный дичью, и горделиво разложил ее на обеденном столе в надежде, что мне разрешат и вечером расставлять ловушки. Но отец, ни слова не сказав, сдвинул на край стола моих дроздов и заставил меня писать под диктовку длиннейшую и, по-моему, совершенно никчемную историю о злоключениях болвана короля по имени Боабдил [50].
Во второй половине дня, после торжественного разбора частей предложения и короткой передышки, мне пришлось вычислять расход воды, вытекающей из трех кранов, которые наполняли какой-то бассейн, а потом высчитывать, сколько времени понадобилось бы велосипедисту, старавшемуся неизвестно зачем догнать всадника, который несколько раз останавливался в пути, чтобы поить свою лошадь. В довершение всего Полю велели присутствовать при том, как я читаю вслух рассказ о несчастьях Верцингеторикса… [51]