Детство Сашки
Шрифт:
Если бы не «площадка», то они поспали бы вволю, а потом бы Сашка сунул Вовке книжку с картинками, а сам побежал бы с пацанами поджигать пух. Они делали настоящие огнеметы из баллончиков для зарядки зажигалок. В баллончиках этих был чистейший бензин, и если отрезать ровно краешек, а потом резко надавить, поднеся горящую спичку, то струя пламени могла лететь чуть ли не на три метра — почти как в кино! И если попасть такой струей в сугроб тополиного пуха, то по нему, как по пороху, бежала искра во все стороны, за ней оставался почти чистый асфальт, на котором видны были только съежившиеся кончики-семена. Главное было не упустить огонь, не пустить
Они пришли вовремя, записались у начальника лагеря, а потом пошли в игровую. Народ еще собирался, и на завтрак поведут только через полчаса.
И тут к Сашке подошел незнакомый пацан и сказал:
— А меня Ваней зовут. А тебя?
Сашка тоже часто начинал с «А», потому что если даже просто в магазине попросить что-то, то он мог начать заикаться, дико смущался, и даже мог выбежать из очереди, так ничего и не купив. Поэтому, когда его очередь подходила, он сначала тянул это «А-а-а-а», а потом сразу «дайте мне» и указывал что и сколько ему надо. И тогда не заикался, и все получалось. И сейчас он подумал, что этот Ваня просто смущается и заикается немного, поэтому так и говорит.
— Александр, — солидно заявил он, пожимая маленькую ладошку. Еще бы не солидно, когда ему уже 14! Тут таких еще трое или четверо, а остальные — малявки разного возраста.
Руку-то он пожал, да так и стоял, держа ее в своей. Паренек смотрел на него ярко-синими глазами из-под черной челки. Сам он был уже загорелым, как маленький негритенок, смуглая кожа матово отблескивала в электрическом свете, включенном в игровой комнате. И одет он был не как все — слишком легко для прохладного утра. И пахло от него какой-то свежестью… На него просто приятно было смотреть. Глаз цеплялся. И слышать его голос, чуть с хрипотцой (покуривал, видать), но такой еще детский. «Лет двенадцать, наверное?» — подумал Сашка, выпуская, наконец его руку.
Тут всех повели в столовую, и они шли рядом, о чем-то говорили, было страшно интересно о чем-то говорить, а Вовчик плелся в самом конце с каким-то одноклассником, который тоже остался на «площадке» в июне.
И следующим утром, а потом следующим после следующего, и еще потом много дней Сашка бежал с удовольствием и с предвкушением встречи. Это была такая дружба, такая дружба, что они никак не могли разойтись по домам вечером. Что их сводило вместе — неизвестно, но ощущения бывали такими, как будто что-то в животе сжимается, сжимается, пока не увидишься с другом, а потом все распускается сразу — и хорошо.
Когда Сашка играл в шахматы, Ванёк сидел рядом и смотрел. Когда Ванька с Вовкой играли на улице под соснами в солдатиков, роя для них игрушечные окопы и ходы сообщения, Сашка помогал, как мог, да еще защищал от «наездов» бесящихся от безделья остальных пацанов.
А еще они играли в «ромбики». Когда была хорошая погода, а то вдруг как всегда начались дожди, но несколько дней были и погожими, летними, они играли в «ромбики». Бумагу резали на маленькие, чтобы только в ладонь помещались, кусочки. На каждом куске писали число от 100 до 1000. Надписи делали двумя цветами. И команды, получалось, тоже две. Потом пачку кидали повыше вверх, ее разносило по земле, все кидались, хватали по одному — и в сторону сразу, потому что эта игра, как в войнушку. Когда
Бежишь ты и видишь противника. Хлопаешь его по плечу, требуешь «ромбик», сверяешь со своим, и если у тебя число больше, забираешь его «ромбик» себе, и у тебя становится число больше, а он — убит, и уходит, больше не мешается.
Самые хитрые командиры отрядов собирали себе несколько крупных «ромбиков», прятали отряд где-нибудь среди сараев во дворах, а потом выходили на свободную охоту… Играть можно было долго, пока не выловишь последнего врага.
В «последней игре сезона», когда смена уже заканчивалась, Сашка до самого вечера бегал с Ванькой от выигрывающего противника. Он знал эти дворы, и таскал за собой маленького друга, выглядывая первым из-за угла, кидаясь на каждый шум — у того было всего 200, а у Сашки три ромба и 1400.
В конце, когда их почти окружили, он толкнул Ивана между сараями, показал, куда бежать, а сам пошел навстречу противнику. Вместе хлопнули по плечу друг другу, вместе «вскрылись». У того было 2000. И Сашка отдал свои «ромбики», повернулся, и увидел, что Ванька идет за ним и несет свою бумажку. Он не убежал, не кинул друга… Было обидно, страшно обидно, что проиграли. И было приятно, очень приятно, что друг — вот он. Он не бросил, не сбежал, хоть и не было у него сил сопротивляться или защищать тебя.
Через три дня после конца смены Сашка не выдержал и пошел искать Ивана. Он помнил, что тот жил где-то за парком, в частных домах, и ходил, ходил, ходил там до вечера. Но там никто не выходил играть на улицу, некого было спросить… А потом, может, Ваньку увезли к родственникам или на Юг? Через два дня он еще раз сходил туда, походил, прислушиваясь к себе, тоскуя, среди березок Парка культуры и отдыха имени Чехова (и чего он — Чехова? не был у них Чехов никогда), а потом все закружилось, вернулся давний друг Васька из пионерлагеря «Восток», потом еще поехали всей семьей к бабушке.
И только иногда вдруг останавливался он, оглядывался, замирал, когда казалось, что вон, вон же — Иван! И пару раз проснулся в слезах от сладкого сна, как они опять рядом, вместе идут по пустынной улице и разговаривают, разговаривают, разговаривают…
…
Лето опять очень быстро закончилось. Наступил сентябрь, а в сентябре, бывает, уже и лед по утрам на лужах. По радио «Самоцветы» нагоняли печаль, напоминая, что «В школьное окно смотрят облака…». После каникул многие не узнавали друг друга. Парни вдруг резко вытянулись, стали обрастать мускулами. На физкультуре уже становились в другом порядке. Девочки все как одна постриглись и завились, и ходили в коротеньких коричневых платьицах с круглыми, в завивке, головами, в белых, отороченных кружевами, фартучках… Даже просто смотреть на них было очень приятно.
После осени наступила зима. Зимой — лыжи. Каждый урок физкультуры — лыжи. Каждый выходной день — лыжи. А лыжня к лесу проходила как раз по тем местам, где Сашка бродил летом, пытаясь угадать дом, в котором живет Ванька.
Класс несся по лыжне, синхронно отталкиваясь палками, делая шаги, скользя по укатанному снегу. Физрук был далеко впереди, а тут, в основной группе, ехали все девчонки, ну и парни вокруг них, как будто случайно.
— Сашка! Да Сашка же! — раздался отчаянный крик сзади. Там с дощатой горки каталась какая-то малышня.