Детство Сашки
Шрифт:
Хорошо, что мама не знает о том случае.
Наверное, она еще потому упиралась, что не хотела, чтобы Сашка шел в кино вечером. Это на другом краю поселка, там совсем другие пацаны, другие компании. Могли и побить, да. Если одному идти. А друзья уже все посмотрели… Это тоже было аргументом (Сашка знал слово «аргумент», оно ему нравилось — такое округлое, аккуратное и очень умное. Дураки «аргумента» не знали).
Сегодня воскресенье. Уроки все сделаны вчера, сразу после школы. И не только сделаны, но даже проверены. Сама мама и проверяла, а папа сидел за столом, писал что-то в толстую тетрадь, и иногда смеялся, слушая Сашкины ответы.
Вот мама
Хорошо еще, что погода была хорошая. Можно было доехать прямо до кинотеатра на автобусе. Это по шесть копеек с каждого. И тогда вся дорога заняла бы минут пятнадцать. Но они пошли пешком. Мимо детского сада, в который Вовчика водили в позапрошлом еще году, мимо школы, в которую ходит Сашка, мимо магазина, который все зовут «Зеленый», и только бабушка всегда говорит, что идет в «Синенький». Это потому что он был покрашен светло-зеленой краской. А когда бабушка приехала к ним, то как раз был ремонт, и магазин один год стоял покрашенный ярко-синим. Вот бабушка и говорит — «Синенький». А все смеются. Потому что все знают, что он — «Зеленый», хоть теперь уже розового цвета.
Около «Зеленого» тоже стоит щит с афишей. Но тут огромный циклоп держит в руках по человеку. Сашка с Вовкой постояли немного около афиши, переглянулись, и пошли дальше. Мимо дома, в котором живет Мишка. Это уже не их микрорайон. Тут уже чужие компании, но Сашка тут бывал, он с Мишкой учится в одном классе, поэтому в этих дворах они еще идут спокойно и свободно. Потом мимо «Юбилейного». Это тоже такой продуктовый магазин. Еще мимо бани — старинного здания красного кирпича, из верхних окон которого всегда идет пар.
Сашка помнит, как ходил с отцом в эту баню. Вовки еще не было тогда. Там было сыро и жарко. И Сашке не понравилось. В своей ванной дома было лучше.
Мимо бани, вниз через овраг, а за оврагом уже начинаются «вражеские» территории. С местными компаниями они не дружили. Тут и школа была своя, и свои магазины, неизвестно как называющиеся, и опять стоял щит с афишей, но Сашка уже не стал задерживаться, а потянул Вовчика вперед. Надо поторапливаться. Идти здесь надо быстро, не сворачивая во дворы, чтобы не нарваться на ненужную встречу.
Быстро дошли-добежали до кинотеатра, под белыми колоннами которого стояли бабки и продавали жареные семечки. Сашка подумал, да и купил два стакана по десять копеек. Один стакан он всыпал в карман себе, другой — брату. И к кассе они шли, уже грызя семечки и сплевывая под ноги шелуху.
На дневной сеанс в воскресенье на фильм, который шел уже неделю, билеты были. И даже можно было выбирать место. Они взяли последний, двадцатый ряд. Там можно было кидать шелуху от семечек вверх, чтобы она сверкала в луче кинопроектора, а если совсем расшалиться, то можно было встать на сиденье, поднять руки в луч, и тогда на экране можно было делать разные теневые фигуры.
Но это можно было в ДК, а тут, в кинотеатре, они были на «чужой» территории, и лишний раз обращать на себя внимание не стоило.
Братья предъявили билеты, от которых контролер оторвал «контроль», зашли в фойе, где продавали газированную воду, выпили газировки по четыре копейки стакан — с сиропом. Вовка пил с малиновым, а Сашка —
Откуда-то тут же подскочил местный вертлявый и маленький, но наглый парнишка:
— Дай десять копеек!
Но Сашка знал, что при народе можно ничего не бояться.
— Нет, — сказал он, и скрестил на груди руки.
И Вован сказал:
— Нет, — и тоже скрестил на груди руки.
— Сколько-сколько времени? — заинтересовался пацан блеснувшими на левой Сашкиной руке часами, наклонился, посмотрел на часы и тут же отошел.
Часы хоть и были старыми, еще дедушкин «Восток», подаренный на день рождения, но Сашка сразу подумал, что зря он их сегодня надел.
Прозвенел звонок, и они вошли в полутемный зал. Быстро нашли свои места, сели, но Сашка все время оглядывался, и заметил, что тот пацан сидит впереди, но тоже не сразу сел, а долго стоял и выглядывал, куда они пошли и где «приземлились». И Сашка тоже смотрел, где сел тот пацан, и сколько с ним народа. Компания его была человек пять, судя по тому, как они оживленно переговаривались, обменивались тычками и шутливыми подзатыльниками, шумели, пока на них не цыкнули более старшие.
Наверное, кино было очень хорошее. Вовка даже повизгивал в некоторые моменты. Сашка тоже запомнил, как циклоп протыкал человека, как уменьшалась девушка, как джин жил в медной лампе. Но все равно весь фильм он посматривал на первые ряды и думал, как бы им хорошо уйти.
Как только начались заключительные титры под музыку, пока не зажегся свет, он сдернул с места младшего брата, и потащил его через чужие коленки, через ругань потревоженного народа к выходу. У выхода они оказались первыми, и первыми выскочили на улицу.
Можно было сразу бежать домой, но Сашка был не дурак, он понимал, что по дороге эта компания их быстро настигнет, и что они тоже знают, что два неместных пацана побегут по улице домой. Поэтому он взял брата за руку и предложил по дороге домой играть в партизан.
В партизан играть очень увлекательно. Надо ходить так, чтобы никто не мог тебя проследить. И никто не мог тебя поймать. И они, как настоящие партизаны, не пошли коротким путем по широкой улице, а свернули в закоулки, во дворы, замирая возле каждого поворота, выглядывая и осматриваясь: нет ли где врага?
Они целых полтора часа добирались домой, и вышли к дому совсем с другой стороны.
Вовка потом за ужином взахлеб рассказывал о кино.
Сашка солидно высыпал мелочь и отчитался в потратах, и угостил родителей семечками.
А мама сказала даже, что он повзрослел. Еще бы! Если бы она знала, как они ловко ушли от заовражных!
Черное море
…Им досталась большая комната налево. Справа была комната поменьше. А от крыльца тянулся коридорчик с нишами слева и справа. В нишах были окна, и поэтому в коридорчике было светло. Правда, светло было только первые дни. А потом в ниши поселились две девчонки из Сибири, занавесились простынями, и теперь ночью можно было идти только наощупь, потому что свет был только во дворе и в комнатах. Кто проходил первый, открывал дверь и поворачивал старый выключатель, который не сразу срабатывал и иногда искрил. А потом уже шли все, стараясь не свалить простыни и висящие сверху на просушке купальники, и не заглядывать туда, за прозрачную в лунном свете из окна ткань, где на раскладушках лежали красивые молодые сибирячки, переговариваясь о чем-то своем.