Детство Сашки
Шрифт:
Кино перевесило, и через пять минут они дружно маршировали к Дворцу Культуры с белыми колоннами и большим фонтаном на площади перед ним.
Под колоннами возле памятника Чехову кучковались еще пятеро пришедших на дневной сеанс пацанов.
— Во! Еще два дебила, — закричал кто-то из них. — А кина-то не будет!
— Чего это?
— А вот мы, да вы — и все зрители. В кассе билеты не продают, пока народ не придет.
И тогда все решили еще подождать народ. А пока народ не собрался, можно было поиграть.
Побегали. Позабирались на фонтан, а потом и на каменного Чехова. Поиграли в
Сашке не смешно. Когда второй раз катнули, он куда-то свой пятнарик закинул, похоже. И теперь он не смеется, а бродит вокруг играющих, смотрит в землю, ищет… Нет монетки. А если сейчас всех в кассу позовут? Он, выходит, останется?
В кассе сказали, что кино не будет, потому что зрителей мало. Идите отсюда, — сказали так в кассе.
Все помялись немного, а потом кто-то сказал, что еще есть сеанс через час в парке, в летнем кинотеатре. И тогда все пошли туда. Они шли, галдели, пихались, и только Сашка шел грустный, потому что не знал, что теперь делать. Дома ведь наверняка спросят, какой фильм, что показывали. А что показывали? Вот, деньги потерял…
Под такие размышления дошли до деревянного летнего кинотеатра без крыши. Вернее, деревянными были высокие стены, сбитые из почерневших от времени досок. А то место, где была касса и кинобудка, из кирпича. Как четвертинка дома такая узкая. На афише просто было написано красными буквами: «Чарли Чаплин».
И все сразу встали в очередь и стали покупать билеты.
А в летнем билеты как раз по пятнадцать копеек. Потому что там не бывает дневных или не дневных сеансов. Там только один сеанс. И он — по пятнадцать. Все копались в карманах, доставали мелочь, считали копейки. И Васька считал. А Сашка просто стоял рядом и смотрел, как они считают деньги, подбегают по одному к окошку кассы, а потом важно проходят с синим билетиком в руке в двери, за которыми — зрительный зал. У Васьки лишних денег не было. И ни у кого не было.
Пятнадцать копеек — это было ого-го!
Это можно было купить мороженое за двенадцать и еще стакан воды с сиропом из автомата. Или можно было купить плюшку за семь копеек или даже две. И еще оставалось на попить. Или можно было купить батон. Большой белый батон, который рвать прямо руками и вгрызаться в белый вкусный мягкий хлеб, и тогда можно было бегать хоть до ночи без обеда. Или можно было сходить в кино по десять, а еще оставалось на газировку с сиропом и еще два стакана — без сиропа. Можно было так напиться, что газ стрелял в нос, в животе колыхалась вода, и было трудно бегать…
Пятнадцать копеек.
А Сашка их профукал, потерял.
Вот уже и Васька зашел в двери, махнув рукой. Он деньги не потерял. И он не обязан был, конечно, оставаться с Сашкой. Но все равно было обидно.
Зазвучала музыка. Сашка еще поводил глазами по земле: вдруг кто-нибудь потерял денежку. Денег не было. Он сунул руки в карманы и независимо покачиваясь двинулся
Когда над тобой смеются — это плохо.
Сашка резко обернулся, но смеялись не над ним. Кучка парней его возраста облепила дощатые стены кинотеатра, заглядывая в щели и дырки от гвоздей. И никто их не гонял. Он тогда тоже подошел и стал толкаться и пихаться, пытаясь увидеть хоть что-то. Все хорошие места были заняты. Почти у самого экрана открылась небольшая щелка, к которой он прилип, тут же подхватив общий хохот. От досок пахло нагретым на солнце деревом. Под стеной не дуло и было даже жарко. А в узкую щелку было видно под непривычным углом, как маленький Чарли дрался с огромным полицейским.
…
— Ну сын, рассказывай, что и как, — сказал вечером отец, пришедший с работы.
Сашка подумал минуту, а потом стал солидно говорить, честно смотря в родительские глаза. Он честно рассказал, что в ДК кино не было, потому что мало было народа. Но тогда они пошли в парк, и там в летнем кинотеатре шел Чарли Чаплин, правда, по пятнадцать копеек.
— О! — сказал отец и повернулся к матери. — Это здорово. Надо бы сходить. Смешно было?
И Сашка подробно рассказывал, как там Чарли бац-бац-бац, а этот вжи-у, а Чарли раз-раз, а потом еще так вот…
И он же не обманул ничуть. И не сказал ни слова неправды. И все так и было. А после кино они еще гуляли с Васькой, обсуждая фильм, и ходили, вот так — Сашка показал — ставя ноги, как Чарли.
— Хорошо отдохнул, значит?
— Ага, здоровски!
— Ну, ложись спать тогда…
Он пошел спать, помыв ноги под краном.
И уже засыпая подумал, что вот можно ведь было посмотреть кино, а пятнадцать копеек не тратить. И тогда сейчас бы у него было пятнадцать копеек. И завтра можно было купить мороженое.
И на этой мысли Сашка уснул.
Снился ему Чарли Чаплин, смешно убегающий от своих врагов.
Зеркало
На комоде стояло трюмо. Хотя, Сашка читал, что трюмо — это просто так зеркало, большое и стоячее. А тут было как книжка — большое зеркало посередине и две страницы в стороны. Как книжка-игрушка, где открываешь, а над плоской поверхностью поднимаются вдруг дома и животные и даже люди. В старом черно-белом журнале Сашка прочитал: «Трюмо с зеркалом станет украшением Вашего будуара». Будуар — это было смешное слово. Почти как дортуар. У них не было ни того, ни другого. Просто в этой комнате жили два брата, а «та комната» была общей, и в ней спали родители, убирая на весь день постель внутрь дивана.
Напротив комода в другом углу стоял старый бабушкин шкаф светлого лака с большим зеркалом в середине самой широкой створки. В таком зеркале любой отражался в полный рост. Поэтому мерили новую одежду только перед этим зеркалом. Шкаф был большой и тяжелый. Когда его надо было передвинуть, под ножки подсунули старые валенки и толкали всей семьей, пока на запихали в самый угол. Но до стены он все равно не доставал, потому что на полу был плинтус и еще трубы шли по стене. Поэтому за шкафом всегда было место каким-то рулонам бумаги, старым картинкам и пыли. Пыль вытирали снизу, ложась животом на пол.