Детство Сашки
Шрифт:
А вот теперь — на улицу.
Сашке рассказывали, как живут в центре, и чтобы покататься на лыжах надо куда-то ехать на автобусе или даже на электричке. А они тут выходили из подъезда, клали лыжи и сразу защелкивали крепления. Снег, чистый и белый, с разбегающимися лыжными следами, был прямо от дверей подъезда. И если свернуть чуть вправо — две минуты, и ты уже на бывшем газоне, присыпанном снегом. Бывшем, потому что какой же газон зимой? Зимой там снег. И там лыжня накатанная, потому что зимой в воскресенье в хорошую погоду все становятся на лыжи и идут в лес.
— Это
На улице никого, потому что все уже уехали.
И тогда Сашка становится с папой вместе в лыжню и ш-шу-х, ш-шу-х, ш-шу-х-х-х-х… Левой, правой, в ногу, поднимая ту, что сзади, скользя на опорной, и палками — левой, правой, двумя вместе, левой, правой, двумя вместе.
Не успеешь запыхаться, а уже парк. Но в парке только самые старые катаются по кругу, или мелкота — с горки на санках. А все остальные пробегают краем и дальше — в лес. Начинают попадаться знакомые. Их надо догонять лихо и кричать в спину:
— Лыжню!
Они отступают в сторону и смеются в спину:
— Ишь, бегуны! Куда спешите?
— Домой, — смеется папа. — Вот колечко сделаем — и домой!
А колечко бывает разное. Если с горки, на которой огромная мачта линии электропередач, поехать влево, где полого и не страшно, то под горку можно минут пять ехать, потихоньку разгоняясь и отталкиваясь обеими палками. Но тогда кольцо будет десять километров, а Сашка не любит, когда долго ехать. Он еще не разрядник какой-нибудь, не спортсмен. А вот если направо — там крутой высокий спуск к маленькой деревушке и лыжня сразу уходит в черный еловый лес.
На горке тоже полно народа. Некоторые только досюда и доходят. Потом пьют чай из термосов, катаются немного с горы, и возвращаются обратно. Но вон впереди цепочка в цветных костюмах — эти пошли на большое кольцо. Папа посмотрел на Сашку, вприщур глядящего на эту лыжню, и спросил:
— А направо — не страшно?
— Не страшно!
Хотя, страшно, конечно. Но тут же лыжня — в дерево не врубишься. Ну, упадешь разок, это не страшно.
Они поворачивают направо и с криком кидаются с кручи, наклонившись всем телом и присев немного, чтобы пружинить на маленьких бугорках-трамплинчиках. Ф-ф-ф! разлетается изморозь. С елок сыпется снег — тут, похоже, сегодня еще не проходил никто. Они лихо слетают под лай собак к первым домам деревни, а потом на ходу поворачивают правее. И не сбавляя скорости — в лес.
Сашка доволен. Он не упал сегодня. И еще доволен, что кольцо маленькое — всего пять километров.
Раз-два, левой-правой. Раз-два, а потом двумя руками — раз-раз-раз! И опять размеренно — правой-левой, правой-левой.
— Устал?
— Чуть-чуть.
— Ну, садись, как я учил.
Они садятся на свои палки, и папа достает термос с горячим крепким чаем с вишневым вареньем. И два бутерброда с сыром. Сорока на вершине огромной ели отчаянно стрекочет, предупреждая кого-то. А Сашка с папой пьют по очереди из горячей-горячей крышки — только в варежках удержать можно. Над крышкой-стаканом пар, мороз щиплет за щеки, легкий ветерок поднимается —
— Ну, поехали? К дому?
— Ага.
Они идут дальше, а Сашка прикидывает: как раз к обеду должны вернуться. Потом горячий суп и что-нибудь на второе. И компот или кисель. Еще можно будет поглядеть телевизор немного. А если успеть все письменные задания сделать до вечера, то еще можно будет погулять с Васькой. Но тогда надо еще поднажать, чтобы все успеть.
— Лыжню! — кричит он, и папа со смехом уступает дорогу.
Пятнадцать копеек
Летом в каникулы хорошо. Можно гулять целыми днями, купаться и загорать. Правда, родители не отпускали купаться и загорать даже с Васькой, потому что боялись. А чего бояться, Сашка уже хорошо плавал и даже переплывал залив. Правда, родители этого не знали, иначе ему была бы хорошая головомойка: когда это он научился переплывать залив, а? И кто это ему разрешил без родителей ходить на залив?
Но сегодня было не жарко. В Перми бывает так летом: вроде небо синее, солнце жарит вовсю, но не жарко. Воздух холодный и ветерок поддувает. В такую погоду купаться совсем не хочется. И загорать — тоже. Ну, только если возле костра, с пацанами, но это же без родителей, а они как раз дома и никуда не отпустят.
— Мам, а пусти меня в кино. Все пацаны идут. И Васька.
— А Лёша?
А что Лёша? Лёша, конечно, учится лучше. Но какое это имеет отношение к каникулам?
— Да-да, и Лёшка тоже. И все наши.
— Ну-у-у…, - задумалась на минуту мама. — Если уж все идут…
— Точно! Все!
— Тогда на вот.
Она достала кошелек, щелкнула застежкой, покопалась в отделении для мелочи указательным пальцем и вытащила на свет беленькую «пятнашку» — пятнадцать копеек.
— На вот, только до ночи там не заигрывайтесь, на улице-то…
— Ладно! — на ходу, вбив ноги в сандалии и зажав в руке монету крикнул Сашка, уже захлопывая за собой дверь и скатываясь по короткой лестнице в пять ступенек.
На улице было лето.
Когда выходишь из подъезда на улицу, сразу бьет в глаза яркая зелень тополей, окружающих дом, ярко-синее небо, просвечивающее сквозь их кроны, яркое солнце, освещающее все это великолепие и рисующее тенями какие-то картины на асфальте.
Сашка зажмурился, вдохнул полной грудью, чихнул и помчался к друзья. Вернее, к другу, к Ваське, который жил через две улицы от него.
Васька сидел в своем сарае и аккуратно ошкуривал уже готовый деревянный пистолет.
— Ух-ты-ы-ы… Дай помацать!
— Это тэ-тэ, — солидно сказал Васька. — Как в кино про милицию.
— В кино пойдем? — равнодушно-нейтрально спросил Сашка, одним глазом целясь в окна напротив.
— А чо идет?
— А какая разница? Днем же — «десьмунчик» всего!
На дневные сеансы школьникам билет стоил всего десять копеек, и можно было этого не говорить. Просто Васька думал, что лучше: закончить новый пистолет или достать из копилки десьмунчик и с Сашкой сходить в кино.