Детство в царском доме. Как растили наследников русского престола
Шрифт:
Из семи глав «Наставления» четыре посвящались тому, как укрепить в Их Высочествах добродетели, первой и главной из которых императрица называла «истинное познание Бога, Творца видимого и невидимого». Для преуспеяния в этом познании к великим князьям приставлялся духовник – протоиерей Афанасий Самборский.
Наставники должны были развивать в мальчиках уважение к старшим, почитание родных и «умонаклонения» к добру и учтивости к близким, правдивость, смелость, сострадание к «тварям бессловесным, как то: птицам, бабочкам, мухам, собакам, кошкам». «Отдалить надлежит от глаз и слуха во младенчестве и от отроков в первые годы все то, что мысли устрашить может, как то: всякие пугалища, душу и ум утесняющие, которыми обыкновенно детей стращают и от коих делаются они робки, так что не могут остаться одни, боятся своей тени или дрожат
Написала императрица и учебную программу, согласно которой урок мог продолжаться не более получаса, и заканчивать его следовало «прежде, нежели они станут скучать». «К учению не принуждать детей и за учение не бранить. Буде учатся хорошо своею охотою, тогда похвалить. Детям трудно иметь прилежание».
Из языков предполагалось учить русский, французский, немецкий, латынь, греческий (последний – только Константину). Александр должен был изучать еще английский. Помимо этого предполагалась география (прежде всего российская), астрономия, история – всеобщая, древняя и российская, которая «для них и сочиняется». Также математика, изучение гражданских законов и военного искусства; верховая езда, фехтование, плавание, борьба, стрельба из лука и все то, «что телу придает силу и поворотливость».
Все современники характеризовали Салтыкова как ловкого царедворца, успешно лавировавшего «между подводными камнями, которыми была усеяна дорога между большим и малым дворами», научившего тому же своего воспитанника и вообще оказавшего большое влияние на личность Александра. Считается, что от Салтыкова император позаимствовал присущие ему в зрелые годы такт, скрытность и конформизм.
Екатерина была Салтыковым очень довольна и часто хвалила плоды его воспитательных усилий. Александр был к нему очень привязан и, когда в мае 1816 года Салтыков умер, сопровождал гроб с телом до Казанского собора, где тот был похоронен.
Сохранилась переписка царственного воспитанника с наставником, начиная с детских извинительных записок (как странно бывает видеть «историческое
лицо» в положении нерадивого школьника!): «Николай Иванович, простите меня, я виноват перед вами и господином Лагарпом. Признаюсь вам чистосердечно, что я сделал движение руками, которое показало нетерпеливость. Прошу вас попросить его, чтоб он меня впустил. Мы сегодня алгебрику делаем, а Федор Федорович сам сказал, что он ее в другой раз не начнет. Если бы другой был урок, так я бы снес наказание для того, что я бы сам мог сделать его. Но тут я сам ничего не могу сделать».
«Николай Иванович! Я признаюсь в своей вине, за что меня вчерась выслали, то было невнимание. Я вас прошу сказать учителю, чтобы меня он взял учиться, и скажите, чтобы мне сказал он, чего я не знаю». (Изгнание за провинность из классной комнаты было главным наказанием великих князей; ничему более серьезному их, по желанию бабушки, не подвергали.)
Помощником Н.И.Салтыкова и старшим наблюдателем за воспитанием великих князей был генерал- майор Александр Яковлевич Протасов (1742–1799). Он вел дневник, фиксируя все подробности повседневной жизни великих князей, их учебы и взросления. Такие дневники, как мы видим, были традицией. Протасов, в частности, писал в дневнике: «Замечается в Александре Павловиче много остроумия и способностей, но совершенная лень и нерадение узнавать о вещах, и не только чтоб желать ведать о внутреннем положении дел, как бы требовали некоторого насилия в познании, но даже удаление читать публичные ведомости и знать о происходящем в Европе. То есть действует в нем одно желание веселиться и быть в покое и праздности! Дурное положение для человека его состояния!» (Тут то ли бабушка сильно преувеличивала любознательность маленького великого князя, либо он успел к подростковому возрасту основательно испортиться.)
Законоучитель Александра и Константина о. Андрей Самборский выделялся среди других тогдашних священников европейской образованностью и свободой ума. Много лет он прожил в Англии, был женат на англичанке, единственный среди русского духовенства брил бороду и носил пасторский сюртук вместо рясы. По настоянию Екатерины о. Андрей обучал мальчиков преимущественно православной обрядности и уважению к Заповедям, не вторгаясь в вопросы собственно веры. Екатерина, сама, по сути, равнодушная к религии, очень
Русскую историю и литературу преподавал великим князьям знаменитый писатель-сентименталист М. Н. Муравьев, физику – Крафт, биологию – известный путешественник академик П. С. Паллас, математику и военное дело – штык-юнкер Ефим Войтяховский, а до этого Шарль Массон, немецкий язык – сын пастора лютеранской церкви Гроот, французский язык и географию – Ф. Лагарп.
Фридрих Цезарь Лагарп (Фридрих Цезаревич или Петр Иванович, как его звали в России), второй человек после Салтыкова, сыгравший важную роль в формировании личности Александра I, появился при русском дворе в 1783 году, когда как раз набирался штат преподавателей. Осмотревшись, Лагарп внимательно изучил инструкцию Салтыкову и составил «мемуар» для императрицы, в котором изложил собственные педагогические взгляды. Он писал императрице: «Будущий правитель не должен быть ни физиком, ни натуралистом, ни математиком, ни географом, ни филологом, ни юристом и т. д. Но он должен быть честным человеком и просвещенным гражданином и знать преподаваемые предметы настолько, чтобы понимать их настоящую цену и иметь ясное сознание обязанностей, лежащих на монархе, в руках которого счастье и несчастье многих миллионов». Будущий правитель должен был знать, что когда-то «существовало между людьми равенство, и если обстоятельства с тех пор изменились, то это отнюдь не случилось с целью предоставить человечество со связанными руками и ногами прихотям одного человека, и что существовали самодержавные государи настолько великодушные и правдивые, чтобы всенародно объявить своим подданным: мы во славу себе почитаем сказать, что мы сотворены для наших народов» (последние слова были прямой цитатой из знаменитого «Наказа Уложенной комиссии», сочиненного самой Екатериной).
Записка Лагарпа понравилась императрице, и она повысила автора до звания главного наставника великих князей (подчиненного, впрочем, Салтыкову), а также преподавателя чтения, арифметики, геометрии и истории.
По своим взглядам Лагарп был убежденным республиканцем и атеистом (однажды он продиктовал ученикам такое определение Христа: «Некий еврей, именем которого названа одна религиозная секта»). Он произносил пылкие монологи о любви к ближнему, об уважении к человеческому достоинству, о свободе личности как основе любого справедливого общественного устройства, о просвещенном монархе, терпеливом, терпимом и отечески-мудром. Он неустанно внушал великим князьям на примерах из древней и новой истории, как ужасна тирания и как благородна республика. Он говорил о всеобщей свободе, не стесненной никакими – социальными, сословными или иными – рамками. Он внушал, что крепостное право – несомненное зло.
По натуре педант Лагарп был безукоризненно честен, очень серьезно относился к своему делу, но даже расположенные к наставнику современники отмечали в нем отсутствие творческого начала, доктринерство и полную отвлеченность его рассуждений.
Система идей, усвоенная Александром у наставника, находилась в сфере чистой теории. К России, ее государственному устройству, истории и ее народу она никакого отношения не имела. Это были абстрактный либерализм и абстрактная гуманность, целительные для души, но вряд ли полезные для будущего государя, которому предстояло жить не в идеальном, а в грубом реальном мире. По мере того как жизнь раскрывалась перед Александром во всей ее неидеальной неприглядности, росло и его разочарование, предопределившее надлом и духовный кризис последних лет жизни императора.
Вместе с набором либеральных идей Лагарп внушал воспитаннику и практические правила царствования – так, как сам их понимал, причем делал это и устно, и письменно вплоть до тех пор, пока Александр не сделался правящим императором. Он предостерегал юношу, что если тот будет избегать труда, то станет игрушкой в руках своего окружения («если государь слаб, избегает труда и если он прибегает к другим там, где он может и должен действовать сам, не рискует ли он дозволить своим приближенным делать зло?»), и тут уже, добавлял Лагарп, не помогут никакие оправдания, вроде «я был обманут» или «я не знал».