Детство. Уроки
Шрифт:
Но вернусь к рассказу. Конечно, все это домашнее задание я до того, как бабушка позвала меня ми моего младшего брата Сергея обедать на кухню, я выполнить не успел. Окончил его выполнение после обеда и, как говорится, «с чувством исполненного долга», убежал к мальчишкам «на улицу». Почему, я сказал о долге? Потому, что учебу я и тогда, и потом, где бы и сколько бы я не учился, всегда считал своим долгом. Перед кем? В первую очередь перед родителями, а потом уж перед самим собой.
Вечером я рассказал родителям о школе, повторив то, что днем рассказал бабушке, и показал выполненное домашнее задание. Жаль, не помню, как они его оценили …
Вообще,
Понимать, что значит учиться, я стал только через два-три дня после первого моего учебного дня. До этого я по мере того, что сумел усвоить на уроках, отвечал учительнице. Но именно по мере. Почему? Потому, что как рассказала Нелли Борисовна моей бабушке, когда она пришла забирать меня из школы, оказалось, что я не выучил стихотворение, которое, с первого сентября учительница не только разучивала с нами на уроках, но и не раз повторяла со всем классом. Помню, когда она, не вызывая меня к доске, просила меня его рассказать, я полностью это сделать не смог: что-то, запомнившееся, повторил, а что-то нет. Бабушка днем, а родители вечером, вернувшись с работы, как всегда спокойно, объяснили мне, что учиться, это не только писать, но и запоминать то, что говорит учительница, а в дальнейшем, когда я научусь читать, то и написанное, да так, чтобы я самостоятельно мог повторить.
Кстати, повторение как в форме пересказа, так и в воспроизведении стихотворений, мне далось не сразу.
Помню, когда, кажется уже во втором полугодии первого моего учебного года, учительница задала на дом подготовить пересказ маленького текста, то ли о гусях, то ли об утках, напечатанного в синего цвета, не помню с какой картинкой на обложке, учебнике «Родная речь», я не смог сразу самостоятельно это сделать. И не то, чтобы я не старался выполнить это домашнее задание, наоборот, я всячески хотел его выполнить, но у меня почему-то не получалось. Я постоянно сбивался, останавливая «пересказ». Расстроенный, я ушел «на улицу», где через некоторое время меня встретила, приехавшая с работы мама, которая поинтересовалась о том, сделал ли я уроки. Я честно ответил, что письменные домашние задания сделал, а устное у меня не получается.
Мы пришли в квартиру, где несколькими минутами позже я постарался воспроизвести по памяти то, что я запомнил., и в очередной раз сбился. И вот тут-то выяснилось, что я пытался не «пересказать» своими словами текст, а «рассказать», как я привык рассказывать стихотворение! То есть я не усвоил на школьном уроке смысл слова «пересказ», и сбивался потому, что текст рассказа, естественно, был не рифмованным. Нет рифмы – нет четкого изложения. Мама помогла мне понять разницу и, тех пор с пересказом любого текста, даже написанного в стихотворной форме, у меня сложностей не возникало.
А трудности в воспроизведении стихотворений, заключались в том, что запоминание некоторых из заданных, правда я опять «забегаю вперед», в классах, уже не начальной школы, стихотворных текстов, для меня было мучительным. Ну, не «ложились» они в голову, не «ложились» и все! Нет, в конце концов, с помощью мамы, но чаще папы, я их, конечно, запоминал после неоднократных настойчивых последовательных повторений стихотворных строк.
В то время я не понимал, почему так происходило, ведь, остальные стихотворения, входившие в школьную программу, я запоминал легко, а некоторые вообще с первого раза. Не думаю, что эти трудности с запоминанием некоторых стихотворных текстов были связаны с переутомлением, просто, и в этом я с возрастом убедился окончательно, эти тексты были мне, возможно на подсознательном уровне, не интересны, не «трогали» душу, и я инстинктивно «противился» их запоминанию. Но я их все-таки учил, потому что они были заданы, а раз заданы, то должны быть выучены.
Кстати, такое же проявлялось и в отношении запоминания текстов песен, разучиваемых на уроках. Из всех разучивавшихся еще в начальных классах, я до сих пор помню почти полный текст песни «У дороги чибис», а также часть припева, при чем на английском языке, песни «Капитан, капитан, улыбнитесь» из художественного фильма «Дети капитана Гранта», знания которой добивалась от меня и моих одноклассников в пятом классе учительница английского языка, но оценок при этом никому не ставила. Видимо, эти тексты каким-то образом «запали» мне в душу.
***
Выше я рассказал, что ходил в школу с портфелем. В очередной раз «забегу вперед» и расскажу о той «порочной практике», которая сложилась среди мальчишек, главным образом, учеников начальных классов.
В то время довольно часто можно было видеть, как идущему, обычно после уроков, ученику сзади подбегал другой, обычно не только его ровесник, но даже одноклассник, и, подняв повыше свой портфель, резко обрушивал его на край портфеля, идущего перед ним. От неожиданности ничего не подозревающий, ученик разжимал кулак, в котором была зажата ручка портфеля, портфель падал на землю, и хорошо, если, закрывавший портфель, маленький накладной замочек не раскрывался, в противном случае все содержимое портфеля, вываливалось из него.
Что следовало за этим, зависело от того, у кого был выбит портфель из руки. Одни «пострадавшие» сразу же «лезли в драку», другие, собирали содержимое и, убрав в портфель, уходили, в лучшем случае «обозвав» «атаковавшего», третьи, их как правило, было меньшинство, делали то же самое, что предыдущие, но уходили плача. Самое плохое было, если от удара ручка портфеля отрывалась, при чем на половину или полностью, особого значения не имело, портфель приходилось нести или в руках перед собой, или «под мышкой», и тот и другой варианты были неудобными.
Пару раз такое проделывали и с моим портфелем, но уже тогда, когда я возвращался домой из школы без сопровождения бабушки. Помню, каждый раз я, оставляя портфель, лежащим на земле, устремлялся с кулаками на «атаковавшего». Столкновения были не долгими: ткнем друг друга разок-другой, схватим друг друга и ну, бороться, пока «атаковавший не окажется подо мной на земле. А как окажется, – все, конец схватки: мальчишеский закон: «лежачего не бьют». После, какое-то время подуемся – подуемся друг на друга, а потом опять приятели.