Дева Баттермира
Шрифт:
— И еще признаюсь, я оказался в замешательстве. Несмотря ни на что, я… таков, каков я есть. На первый взгляд я совсем не кажусь каким-нибудь особенным, но конечно же тот выбор, что сделало мое сердце… он вполне отвечает мне, и уж поверьте, станет благоприятным для вас. До сего дня мне не доводилось попадать в столь щекотливую ситуацию. Мне следовало сблизиться с вашим отцом куда ближе… ну что ж, разумеется, это мое упущение, каюсь, и я непременно сделаю это, как мы все того желаем. Если бы наши жизни можно было прожить заново, я б с первого же дня нашего знакомства заручился его доброй дружбой, но, признаться, я был в некотором замешательстве. Именно о вас я больше всего хотел разузнать, именно с вами мне более всего хотелось познакомиться поближе. Верите ли, за всю мою многоопытную жизнь мне ни разу не доводилось встречаться с подобными вам людьми, вот почему с самого начала меня
Он помолчал.
— Тем не менее я был потрясен тем, что испытал к вам, я был счастлив слепо идти вперед и просить вашей руки. Однако был отвергнут. Что я сделал? Неужели же я ошибся в собственных чувствах, ошибся в ваших чувствах, был ли я груб и вел себя оскорбительно там, где, как мне казалось, я был достаточно прям, неужели же я поторопился? Я чувствовал себя несчастным и решил, что единственный способ спасти положение — это оставить вас в покое. Вы либо напишете мне, либо забудете меня. Но я сам не смог забыть вас. И именно потому я вернулся в Баттермир, а не вы приехали ко мне в Кесвик. И именно я, не вы, явился с визитом, дабы попытаться восстановить то, что между нами могло возникнуть. Да, меня вынудили находиться в обществе мисс д'Арси, да, я гулял с нею и беседовал и сопровождал ее на две, только на две встречи в этом великом общественном водовороте горного городка, и, да, теперь я уверен, но только теперь, что я все же вышел за рамки пристойности. Но, Мэри, это была, если позволите мне так выразиться, не совсем моя вина. Некие узы связывали меня с вами. Я пытался покинуть край и уехать как можно дальше на юг, и ради чего? Чтобы свалиться в лихорадке?
— Я вижу, что вы были больны. — Это был единственный раз, когда она перебила его.
— И как только я поправился после болезни, я бросился назад, на север, притворяясь, будто меня влечет домой, в Хоуптон, но все это долгое путешествие я отчетливо понимал, что мне обязательно необходимо будет остановиться в Озерном крае, рядом с вами, только лишь для того, чтобы быть рядом. И еще, я уже никогда бы не осмелился вновь приехать в Баттермир без приглашения. Я не осмелюсь, правда. — И в эту минуту его глаза наполнились слезами, как последние капли переполняют чашу, они хлынули по щекам — горькое свидетельство его истинных чувств. — Я оказался слабым, я не способен выносить неразделенную любовь. Вся моя страсть требует взаимности. Я страшился ехать сюда. Что, если я вновь окажусь отвергнут? Что тогда? Вы можете вообразить, будто я глуп… я и сам думаю, что глуп. Я совершенно не способен понять, что случилось со мною. Старый солдат, мужчина, который сражался во время революций, стойко вынес все превратности судьбы и Божью кару, познал жизнь в самых худших ее проявлениях… но в каком-то смысле я даже и помыслить не мог, что вся моя жизнь зависит от этой любви к вам. Ко мне словно бы вернулась душа, окрыленная, чистая, избавившаяся от прежних грехов, от одной любви лишь ставшая совершенной. Как же я мог приехать и равнодушно взирать на то, как моей любви наносит смертельную рану одно лишь ваше отсутствие и нежелание говорить со мною или как ее убивает еще один отказ? Мисс д'Арси была не более чем слабое утешение, и я никогда не прощу себя за это, хотя я уверен, что никакого вреда ей не нанес, как и не задел ее чести, но, Мэри, разве вы не понимаете? — Сам Хоуп в ту минуту был совершенно не способен осознать, что слезы, обильно катившиеся из его глаз, были настоящими, и это дало ему живительное ощущение отпущения греха.
Мэри взяла его за руку. Он страстно стиснул ее ладони и прижал их к своим щекам, чтобы она сумела почувствовать влагу его слез. Он привлек ее к себе, и она села рядом, продолжая утешать его. Однако в сию же минуту Хоуп обнял девушку, привлекая ее к себе, и она, отдавшись мимолетному порыву, уступила ему без малейших колебаний. Его крепкие руки слепо и даже беспомощно скользили по ее телу, которое, казалось, откликнулось мгновенно, и Мэри чувствовала, что сходит с ума от страсти, по мере того, как его объятия превращаются в ласки. Он поцеловал ее в губы, сначала нежно, словно прикосновение шелковой паутинки, а затем значительно крепче, и вскоре уж страсть совершенно завладела
Она мне уступит, понял он той крохотной частичкой сознания, которая сохраняла здравый смысл и которая до конца не была захвачена переплетением их чувств и тел…
Преподобный Николсон открыл дверь церкви, взглянул на них, отвел взгляд, снова посмотрел на парочку и почувствовал, как лицо заливается краской.
— Добрый день, — произнес Хоуп. — Сегодня есть служба?
— Нет… не сегодня, — ответил Николсон после некоторого колебания, — я раскладывал подушечки для молитвы, — добавил он, словно бы оправдываясь перед ними за то, что он вышел из собственной церкви. — Мисс Скелтон — кузина мистера Скелтона, — незамужняя дама в летах, она состоит в моем приходе… была так любезна подарить нам новый набор, чтобы отметить заключение мирного договора с Францией и…
Он замолчал, когда Мэри довольно неожиданно рассмеялась. Сначала он оскорбился, но смех ее был настолько чист, настолько невинен, такой замечательный и счастливый, что его настроение тут же радикально сменилось, и он сам рассмеялся вслед за девушкой. Лишь пару секунд Хоупу удавалось удерживать серьезный настрой, а затем заразительный смех охватил и его, и вот он уже второй раз принялся вытирать слезы с лица.
— Мистер Николсон, — сказал он, когда смех затих, — именно вас-то я и искал. Как замечательно, что вы нам встретились!
Это вызвало короткий смущенный возглас, вслед за которым священник изобразил сосредоточенное внимание, словно бы говоря: я к вашим услугам.
— Возможно, Мэри, — обратился Хоуп к девушке, все еще держа ее за руку, как заметил преподобный Николсон, с особой бережностью, — вы позволите перемолвиться с преподобным Николсоном парой слов наедине? Будет ли это приличным?
Мэри посмотрела ему в лицо и нашла в его взгляде лишь бесконечную преданность.
— Да, конечно, — ответила она.
— И я могу говорить?..
— Я тоже могу сказать, — заверила она, улыбнувшись.
В другой раз такое вмешательство в мужской разговор могло бы вызвать раздражение и досаду у Хоупа, но не теперь. Его вдруг охватило неподдельное ликование от одной лишь мысли, что слабая женщина, вопреки традициям и обычаям, готова разделать с ним груз тех забот, что пали на его плечи.
— Она редкая женщина, — произнес он несколько смущенно, даже робко, словно только обнаружив это.
— Все в этой округе уже много лет назад утвердились в подобной мысли, — заметил Николсон, который теперь, почувствовав, какую роль ему отвели, успокоился окончательно. — Могу ли я предположить, что вы намерены… — Но мысль об этом была чересчур смела для него, его откровенное замешательство совершенно очевидно свидетельствовало о том, сколь невероятно подобное событие. Мэри залилась легким румянцем и ответила достаточно твердо:
— Полковник Хоуп просил моей руки, и после долгого и тщательного обдумывания и помня его предостережения по поводу различных трудностей, которые ожидают нас обоих, я с готовностью приняла его предложение.
Ком застрял у Хоупа в горле. Он будет хранить это сокровище и свяжет себя с чистой девушкой, непритязательной, скромницей, полной жизненных сил — без всяких сомнений, настоящей славой этого мира!
— Мы бы хотели поскорей пожениться, — сказал он, — как можно скорей.
— И тихо, — добавила Мэри. Хоуп и не смел надеяться на подобное понимание с ее стороны. Он и сам хотел просить ее об этом, однако долго размышлял над тем, как и какими словами высказать собственную мысль, но, так ни к чему и не придя, вовсе бросил эту затею. — Все должно быть сделано тихо, — повторила Мэри. — У полковника Хоупа много проблем, которые ему надлежит уладить за границей… с его семьей, я имею в виду, и, без сомнения, множество иных дел… — Хоупу вдруг почудилось, будто девушка эта, словно ощутив его собственные желания, недвусмысленно намекает ему на то, что ему надлежит как можно скорее порвать со всеми обязательствами перед мисс д'Арси. Казалось, она совершенно отчетливо осознает, что тем самым дает ему возможность повести себя как подобает истинному джентльмену. — До самого дня свадьбы мы будем все хранить в секрете.
— Особое разрешение?
— Если это будет быстрее, — сказал Хоуп.
— Тогда в Уайтхейвене?
— Я не стану выходить замуж в Уайтхейвене, — отозвалась Мэри. — Я выйду замуж здесь или же не выйду вовсе. — Она повернулась к Хоупу. — Когда мы поженимся, вы будете вольны распоряжаться мною, хотя предполагаю, что вы позволите мне сохранить некоторую самостоятельность. Однако закон дает вам такое право. Но до тех пор я могу действовать по своему усмотрению. И я выйду замуж только в Лортонской церкви. — Возражать не имело ни малейшего смысла.