Дева и Змей
Шрифт:
– Конечно, – развеселился Курт, – Марксом – особенно.
Дорога пошла через рощу, и замок скрылся из виду, осталось любоваться могучими стволами деревьев, пролетавших мимо их “мерседеса”, как на ускоренной прокрутке фильма. Мелькнула и осталась позади небольшая деревня.
– Город, – обиделся Вильгельм, – город Нарбэ. Полтысячи душ населения, это вам, не кот чихнул. Кажется, так говорят русские?
– Это Георг так говорит? – уточнил Курт. – Ну, ему виднее.
А гора вблизи оказалась не такой уж грозной. Лес, ползущий по склону, выглядел чистеньким и ухоженным, ни единой хворостинки на земле, не говоря уже о буреломе или выворотнях. Скала, вокруг которой вилась дорога, была рыжей от пыли и оттого казалась уютной, а торчащие кое-где прямо из камня маленькие сосенки вызывали теплые воспоминания о Крыме и международном студенческом лагере в горах.
Стены замка, правда, глядели грозно, блестели гладким камнем, подозрительно щурились бойницами. Во рву лениво переливалась черная вода, бывшая когда-то вольной горной речкой. И даже, как убедился Курт, когда шофер распахнул перед ним дверцу и выпустил на свободу из просторного чрева автомобиля, на стенах содержалась в порядке различная оборонная машинерия, которой Курт не знал названий.
– У нас и камера пыток есть, – сообщил Вильгельм, давая гостю возможность оглядеться, – там тоже все механизмы действующие.
– А каменный мешок найдется?
– И даже темница с колодцем. Но без маятника. На мой взгляд, явная недоработка.
– Гостеприимный дом, – одобрил Курт, – и часто вам наносят визиты?
– Вы хотите знать соотношение пришедших и ушедших?
– Хотя бы сравнить физическую целостность “до” и “после”.
– “До” и “после” – это в рекламе микстуры для похудания. Пойдемте, Курт, – Вильгельм улыбался, – к ужину у нас принято переодеваться, но на гостей правило не распространяется. Если дед покажется вам излишне суровым, не обращайте внимания, – это он вас тестирует. Если убредете куда-нибудь один и заблудитесь, оставайтесь на месте и подавайте сигнал голосом. Рано или поздно кто-нибудь вас найдет. Вот, вроде бы, и все для начала.
Встретивший их в бескрайнем холле ливрейный громила, даже не попытавшись изобразить радушие, бесстрастно произнес:
– Добро пожаловать в Нарбэ, господин Гюнхельд.
– Ларж? [43] – пробормотал Курт.
– Пробрало, – удовлетворенно хмыкнул Вильгельм. – Нет, это Вернер, он живой. И пока вы здесь, он отвечает за вашу сохранность.
Вообще-то, в замке было абсолютно безопасно. Даже многочисленные, оставшиеся со времен постройки и добавленные в годы войны ловушки, качающиеся плиты и “коридоры смерти” жизнь не осложняли, поскольку были деактивированы. “До времени”, как мимоходом обронил Вернер. А окончательно мрачную атмосферу рассеял двухлетний бутуз, вывернувшийся из рук улыбчивой няньки и заковылявший по коридору навстречу Вильгельму с банальным, но донельзя умилительным:
43
Имя дворецкого-зомби из фильма “Семейка Адамс”
– Папа!..
И Курт неожиданно остро позавидовал капитану фон Нарбэ. Хотя, рассуждая по уму, Вильгельм был его ровесником, а в двадцать четыре года взваливать себе на шею такую обузу как ребенок – это, пожалуй, перебор.
– Ты почему еще не в постели? – капитан подхватил сына на руки, на глазах теряя остатки аристократической холодности.
– Ну, что с ним сделаешь, хозяин? – подошедшая нянька приняла ребенка. – Знаете ведь, Людвиг как чует, что вы приехали. Еще и машина на горке не покажется, а он уже шумит: папа, папа. И встречать бежит.
– Встретимся за ужином, – Вильгельм обернулся к Курту, – там познакомлю вас с Лихтенштейном.
И последним – перед встречей с семейством Нарбэ – сюрпризом стал для Курта вид из окна отведенной ему комнаты. Не считая, разумеется, самой комнаты. Он-то думал, что в их доме, в Ауфбе, спальни большие… Но площадь жилых помещений, это, в конце концов, дело привычки и возможностей. А вот то, что часть восточной стены замка была снесена, и через весь просторный двор тянулась к пролому окаймленная фонарями взлетно-посадочная полоса, – вот это впечатляло.
К уцелевшим стенам лепились хозяйственные постройки, и за открытыми широкими воротами одной из них Курт различил силуэт небольшого самолета.
Покачав головой, он отошел от окна. Можно быть пилотами, можно быть династией пилотов, но чтобы настолько! Интересно, а кто здесь диспетчеры наземной службы? И начальник аэродрома? И в какие деньги должно вставать содержание техники?
Самих же фон Нарбэ – всех, начиная с деда и заканчивая женой Вильгельма, можно было снимать в кино. Причем, в пропагандистском. Более типичных, более классических аристократов Курт не встречал даже в детских книжках, даже на старинных портретах со средневековыми рыцарями и баронами.
Мужчины, все трое – светловолосые, с похожими резкими лицами, с прозрачными глазами и тонкими бледными губами. Женщины, все три – светловолосые, круглолицые и светлоглазые, с красивым румянцем. Курта жуть пробрала: как их, вообще, различать? Правда, Хельга, супруга Вильгельма, выглядела пока что как девочка – ни за что не скажешь, что у нее двухгодовалый сын, – но зато старшая фрау фон Нарбэ, та, которая бабушка, лет после сорока стареть явно передумала, а средняя к сорока как раз подошла…
– …А это господин Лихтенштейн, наш библиотекарь, – продолжала церемонию знакомства фон Нарбэ-старшая. Хозяйка.
Еврейский юноша смотрелся в кругу семьи фон Нарбэ скорым клиентом газовой камеры. Печальные, большие и черные как сливы глаза, и, почему-то даже щегольская эспаньолка, только усиливали впечатление.
Правда, – и выяснилось это почти сразу, – именно Ефрем Лихтенштейн полагал себя осью, вокруг которой вращается жизнь семьи, жизнь замка, и, кажется, жизнь вообще. За столом он начал говорить и говорил много, говорил со всеми, не боялся никого, включая грозного патриарха, господина Юлиуса. Иногда его даже слушали. Курту показалось поначалу, что Лихтенштейна держат в замке не столько в качестве библиотекаря, сколько вместо шута, ведь любому аристократическому семейству полагается в свите хотя бы один остряк с претензиями. Однако присутствие Ефрема за столом гарантировало, что неловких пауз в разговоре не возникнет. Он не знал, что такое паузы, кроме, разве что, ситуаций, когда помолчать пару секунд требовалось для пущего драматического эффекта.
И сразу после ужина он увлек Курта в свои владения. В безразмерную библиотеку, где среди уходящих в невидимые выси книжных стеллажей было всего три оазиса с креслами, столиками и уютными настольными лампами.
– А больше и незачем, – объяснил Лихтенштейн, по-пиратски подкручивая черный ус, – вы думаете, они читают? Вы меня смешите, если так думаете! В этом доме для чтения две темы: война и любовь. Мужчины читают о пушках, дамы – о мужчинах, а то, что в их распоряжении, без преувеличения сказать, сокровищница, это им, извините за грубость, вдоль хитона.