Девчонки и прогулки допоздна
Шрифт:
– Элли, где тебя черти носили?!
– Элли, мы так беспокоились.
Анна протискивается мимо отца и обнимает меня. Обнимает так крепко, словно она действительно счастлива видеть меня живой и здоровой. Но в следующую минуту она меня отталкивает и сердится не меньше, чем папа:
– Почему ты не позвонила? Магазины закрываются в девять.
– Простите меня, простите. Просто после магазинов мы пошли в «Макдоналдс». Надин, Магда и я.
– И? – спрашивает папа.
– И заболтались. Ты ведь нас знаешь.
– Нет, Элли, это уже ни на что не похоже, – говорит папа. – Никогда не думал, что ты так поступишь. Ты хоть немного представляешь себе, что мы тут пережили?
– Извини, папа. Я жутко устала. Может, пойдем спать?
– Нет, не пойдем. Сначала нужно разобраться с твоим поведением.
– Может, действительно сейчас пойдем спать, а поговорим утром? – вступает Анна.
– Не ты ли здесь рыдала час напролет? – говорит отец.
Я смотрю на Анну. Глаза у нее покраснели.
– Ты плакала? – удивляюсь я. – То есть я понимаю, почему вы сердитесь, но расстраиваться-то у вас нет повода.
– Наша тринадцатилетняя дочь болтается бог знает где и опаздывает домой почти на два часа, – произносит папа. Он идет на кухню и ставит чайник. Затем достает кофейные кружки и шваркает их на стол. У меня такое ощущение, что ему хочется и меня шваркнуть как кружку.
– Послушай, пап, я не понимаю, чего ты завелся. Допустим, я опоздала – но разве это такое ужасное преступление? Ты сам часто приходишь еще позднее.
– Не умничай, Элли. Лучше скажи, где ты была.
– Ты знаешь, где я была. Во «Флауэрфилдсе», а потом в «Макдоналдсе». Ты ведешь себя так, будто я всю ночь занималась бог знает чем.
– Куда ты пошла после «Макдоналдса»?
– Мы проторчали там целую вечность.
– Кто это «мы»?
– Магда, Надин и я.
– А что вы делали потом?
– Магда пошла домой, а я вместе с Надин села на автобус, а потом на секунду забежала к ней – кое-что посмотреть, и она мне поставила такой жуткий фильм – «Девчонки на поздней прогулке», и я, наверное, сама не заметила, как засмотрелась, ты ведь знаешь, я терпеть не могу ужастики, а этот страшный до потери пульса.
Отец и Анна не сводят с меня глаз. Я продолжаю что-то бормотать про кино. Чайник кипит. Папа выглядит так, будто из его ушей сейчас тоже пойдет пар. Он готовит кофе. Размешивает его с такой яростью, что во все стороны летят брызги.
– Значит, ты была у Надин? – переспрашивает он.
– Ну да.
– Ох, Элли, – вздыхает Анна.
Сердце у меня колотится как бешеное. Все идет вкривь и вкось.
– А оттуда куда ты пошла? – не отстает папа.
– Домой.
– Одна?
– Тут всего несколько улиц.
– Ты ведь знаешь, что тебе не разрешается ходить одной после наступления темноты.
– Знаю, конечно, но я подумала, что Надин живет совсем близко. Наверное, нужно было вам позвонить.
О, нет! Внезапно я кое-что вспомнила. Я ведь пообещала Анне, что позвоню от Надин. Я вижу, как Анна качает головой.
– Мы ждали твоего звонка. А потом сами позвонили Надин, и ее мама сказала, что дочь вернулась домой одна, – говорит Анна.
У меня пересыхает в горле.
– А что сказала Надин? – шепчу я.
– Она нагородила воз чепухи и откровенного вранья. Такое впечатление, что она не понимает, зачем нам знать, где, черт возьми, ты пропадаешь.
– Значит, Надин тоже досталось? – спрашиваю я.
– Элли, в наше время тринадцатилетние девочки не разгуливают по ночам в одиночестве. Мы тут чуть с ума не сошли от беспокойства. Неужели ты этого не понимаешь? – всплескивает руками Анна.
– Еще Надин сказала, что ты ушла не одна, а с каким-то парнем, которого подцепила в «Макдоналдсе», – говорит папа.
– Никого я не подцепляла. Он первый со мной заговорил, – возмущаюсь я.
– Совершенно незнакомый парень! И ты в одиночку отправляешься с ним гулять! Ты вообще в своем уме?
– Он учится в Халмеровский школе.
– Тем хуже. Ученики этой школы известны своим распутством. Подцепят маленькую глупую девчонку и проверяют, далеко ли с ней можно зайти, – грохочет отец.
– Не нужно сгущать краски. Рассел совсем не такой. Он любит живопись. Он рисовал, и я рисовала, и мы с ним разговорились. А потом он поехал со мной и Надин на автобусе, и мы капельку прошлись. Мы говорили обо всем на свете, только и всего.
– Только и всего?! – кричит отец. – У тебя косметика размазана по всему лицу. Ясное дело, чем вы занимались.
– Да ничем мы не занимались! Хватит! Я не знаю, почему ты такой, вечно все портишь.
– Твой папа ничего не собирается портить, – вмешивается Анна. – Он просто очень тревожился, все думал, не произошло ли с тобой что-нибудь. И перенервничал. Я тоже. Ведь такое случилось впервые. Ясное дело, мы подняли шум из-за пустяка.
Она отхлебывает кофе и пытается выдавить из себя улыбку, как будто у нас идет нормальная беседа.
– Судя по всему, этот Рассел славный мальчик. Ты еще будешь с ним встречаться?
– Завтра.
– Никаких «завтра», – отрубает папа.
– Но почему? Я думала, ты нормально относишься к дружбе с мальчиками.
– Дело не в мальчиках, а в том, что ты нам врешь.
– Ну, простите меня. Я сказала первое, что пришло в голову.
– Это ужасно, ты говорила так убедительно. Никак такого от тебя не ожидал, Элли. И мне противно думать, что ты отправилась гулять с первым встречным, который тебя поманил пальцем, и дала себя тискать в темноте.
– Папа, замолчи. Какое ты имеешь право говорить со мной в подобном тоне? Разве ты сам, по твоему выражению, не тискал девиц? Я прекрасно помню, как ты гулял с девушками после смерти мамы – до того как у тебя появилась Анна. Может, и после того тоже.
– Да как ты смеешь! – кричит папа.
– А вот и смею. Ты меня достал! Почему взрослые должны жить по одним правилам, а подростки по другим? По какому праву ты мне указываешь, что делать?
– Прекрати, Элли, – резко говорит Анна.