«Девианты»

Танк Таня

Что стало с кларнетистом дальше, доподлинно никто сказать не мог, но, как заверял Светлова анонимный источник, одна эмская паломница из бывших театралок с удивлением признала его в знаменитом старце Никодиме с одного из Соловецких скитов.

Далее Светлов переходил на таинственный шепот и напоминал о череде смертей, которые обрушились на театр в последующий после гастролей год. О судьбе виолончелистки в этом контексте не сообщалось — очень возможно, демоны пощадили ее за красоту глаз или же мягкий беззлобный нрав — зато вот балерон неожиданно обнаруживался в лесу на Байкале, куда якобы бежал от злого рока, отрекшись от родины, семьи и служения искусству.

Но обнаруживался он не просто так. Оказывается, Роман Светлов услышал о мистической истории, приключившейся в Эмском театре 25 лет назад, от своей учительницы, и долгие годы вел подкоп под эту жгучую тайну прошлого. И вот, на исходе пятого года изучения источников и опроса свидетелей он совершенно случайно нашел эмского балерона в глухом таежном лесу! Как неохотно рассказывали местные, отшельник объявился у них аккурат четверть века назад — ну, никак не меньше двадцати — и с тех пор круглый год жил один в землянке, питаясь подножным кормом и не произнося ни слова.

Однако Светлов не был бы Светловым, если бы не заставил аскета заговорить эксклюзивно для «Девиантных новостей»! Далее приводилось небольшое интервью, где — видимо, от долгого молчания с трудом подбирая слова — отец-пустынник рассказывал, как он промышляет белку, варит мох, исполняется премудрости библейской, а кто такие Зигфрид и Базиль — забыл как страшный сон, ибо служение сцене бесовство великое есть.

Как зачарованная, Серова набрала внутренний номер Яблонской:

— Ян, я в культурном шоке. У меня нет слов, — только и смогла произнести она.

На сходке редакторов сенсацию было решено держать в тайне, но к вечеру информация о шедевре Светлова почему-то была известна даже самой последней сошке «Девиантных». И хотя лично прочитать текст и подивиться тому, как пишут великие журналисты, возможности ни у кого пока не было, Ростунов заметно разнервничался, а Колчина вдруг ни с того, ни с сего разрыдалась.

— Из-за недотраха что ль взгрустнулось? — съязвила Рыкова. — Что это вдруг с тобой?

— Ни-че-го, — в истерике простучала зубами Колчина и вдруг взвизгнула: — А вы думали, это из-за того, что я до сих пор не вышла замуж?! Я же знаю, вы все тут меня жалеете!

Серова отошла от толпы сочувствующих. Она прекрасно понимала, почему у Колчиной сдали нервишки. Час назад Юле откуда-то стало известно, что ее инвалид-многоженец слетает с номера. А это значило две неприятные вещи. Близился конец месяца, а Юля несколько недотягивала до нормы строк. Этой публикацией она надеялась выровнять ситуацию. А, во-вторых, раз слетал ее материал — значит, появился какой-то другой. И надо думать, не абы какой, а просто золотой, ведь ее инвалида-многоженца Яблонская планировала как гвоздь номера…

— Что там за психоз? — уходя из редакции, шепотом поинтересовалась Яблонская у Серовой.

— Да не обращай внимания. Рабочий момент, — и как ни в чем ни бывало, Светлана продолжила бить по клавиатуре.

Ни при каких обстоятельствах она не покидала редакцию раньше начальницы. А с полгода назад к ежевечерним бдениям Серовой присоединилась и Корикова. Что она высиживала в конторе до девяти вечера — было совершенно непонятно…

* * *

А спустя четыре дня разразился скандал.

Кудряшов и Серова всегда приходили на работу минут на двадцать пораньше Яблонской, просматривали поступившую за ночь электронную почту, мониторили газеты — чтобы на утренней оперативке выдать Яне полную картину того, что происходит в Эмске, и как это осветили местные СМИ. Кудряшов листал информационные ленты агентств, когда к нему в кабинет вошла бледная, как смерть, Серова.

— Олег, я ничего не понимаю. Глянь, — и она протянула ему свежий выпуск «Помела».

Кудряшов глянул и секунд на пять застыл — на первой полосе конкурирующего издания красовалась броская шапка про байкальского отшельника! Олег зашуршал страницами. Так и есть — и текст точно такой же, и фотографии. Вот некто с трудноразличимыми чертами гарцует по сцене в лосинах, а вот сам отшельник с растром на лице — такой снимок Светлов прислал и Яне, ссылаясь на «этические соображения».

— Олег, что это значит? — полузадушено произнесла Серова.

— Ну что это может значить? — развел руками Кудряшов. — Либо сам Светлов сработал на два фронта. Либо же кто-то из наших слил материал в «Помело». Третьего, я думаю, не дано.

— Представляю, что сейчас будет с Яной!

— Поаккуратнее надо было с этим Светловым.

— Ни при чем тут Светлов, — с некоторой горячностью заговорила Серова. — Чувствую, это происки кого-то из наших. Я же вижу, Светлов им всем как кость в горле. Такой конкурент!

— Но ведь о тексте никто не знал. Яна боялась утечки, поэтому показала его только тебе и мне. Она его даже на верстку не отдавала, тянула до последнего, чтобы никто ничего никуда не слил.

— Ну, я думаю, информация все же просочилась, — усмехнулась Серова. — Меня еще в пятницу вечером кое-что насторожило. Ростунов вдруг ни с того, ни с сего огрызаться начал, а потом Колчина забилась в конвульсиях. Нет, слушок какой-то прошел. Но я никому ни слова не говорила!

— Да я не сомневаюсь, Свет, — заверил ее Кудряшов. — И я, как ты понимаешь, не свистел направо-налево.

— Может, Яна сама неосторожно кому-то намекнула? — высказала Серова крамольную мысль. — У нее же в каждой газете приятельницы. Вот она и поделилась радостью: мол, охрененную сенсацию раскопали, ждите в среду. А некто во вражеском стане насторожился, шепнул кому-то из наших, тот пошарил на здешних компах и выудил светловский текст…

— Да ну, Свет, фантастика какая-то. Вспомни лучше, куда ты сохранила из почты текст Светлова? Может, по рассеянности в сеть выложила?

— По рассеянности? Ты меня задеть что ли хочешь, Олег?