«Девианты»
Шрифт:
Не успела Серова что-либо ответить, как в комнату вошел Кузьмин:
— Яна Яковлевна, вам плохо? Хотите минералки? — проявил он участие. — Вот, вернулся, забыл записную книжку…
— Оставьте меня в покое! — и Яблонская быстро вышла из корреспондентской.
Серова с Кориковой — а Алина как всегда торчала в редакции — переглянулись. Антон же с недоумением посмотрел Яне вслед:
— Интересно, кто это там играет ею как девочкой? — улыбнулся он. — У нее что, кто-то есть? А?
Но Алина со Светланой только пожали плечами и снова уткнулись в монитор.
Антон
— И снова здравствуйте! — невесть откуда появившаяся Колчина игриво преградила ему дорогу. — Кого ты там хотел на кофе зазвать? Идем, я согласна!
— Юль, какой кофе, на ночь глядя? — устало отвечал Антон. — Смотри, не уснешь.
— Ой, не делай вид, что переживаешь за мой сон, — тут же прицепилась к его словам Колчина. — Тебе же наплевать на меня…
Тут Юля застыла в ожидании, надеясь услышать хоть что-то обнадеживающее. Но Антон молчал.
— Значит, наплевать, — произнесла Колчина.
— Юль, ты красивая девчонка, но у нас с тобой ничего не получится. Я тебе сто раз говорил…
— А почему я должна тебе верить? — завела Колчина старую песню. — А, я знаю, ты мне Влада не можешь простить. Так?
— Я устал повторять, что Влад тут совершенно ни при чем.
— Зачем ты так издеваешься надо мной? Тебе нравится играть людьми? Делать им больно? — сыпала шаблонами Колчина.
— Кстати, что там со Светловым? — Кузьмин решил переменить тему. — Ты хотела мне какую-то тайну открыть?
— Хотела, да передумала. Я тебя ждала в пятницу, а ты подослал этих пьяных уродов. Скажи, за что ты так ненавидищь меня? Что я тебе сделала? — два последних предложения Юля произнесла со слезами в голосе.
— Вот только не надо слез, — почти равнодушно отвечал Кузьмин. Колчина уже не раз прибегала к этому оружию, и на Антона оно практически не действовало. — Я никого не подсылал. Кстати, присмотрелась бы к ребятам. Леха, конечно, парень специфический, но Димон, по-моему, неплохой вариант…
— Спасибо, конечно, но я как-нибудь сама разберусь со своей личной жизнью, — ядовито отвечала Колчина. — А про Светлова я тебе все равно не скажу ни слова!
— Потому что сказать нечего. Ты знаешь не больше, чем все.
— Да что ты говоришь! А если я тебе скажу, что этот ваш Роман Светлов каждый день клянется мне в любви?
— Неужели? — присвистнул Антон. — Вас послушать, так этот Светлов просто секс-гигант. Вон Анжелика Серафимовна до сегодняшнего дня тоже утверждала, что Светлов ей кое-кем приходится…
— При чем тут секс? Сроду у вас, парней, на уме не знаю что, — Колчина напустила на себя ханжеский вид. — Я люблю другого, и Светлову от меня ничего не обломится.
— Знаешь, а ты права, — вдруг выдал Антон. — Я бы на твоем месте тоже не связывался с этим Светловым. Говоришь, в любви клянется? Не верь.
— Это почему? — обескуражено произнесла Юля и тут же просияла: — Антон, да не ревнуй ты так! Я же сказала, что он мне совершенно безразличен.
Но Кузьмину надоела сказка про белого бычка, и он, не обратив внимания на Колчинские заигрывания, продолжил свою мысль:
— Не любит он тебя.
— Да ты-то откуда знаешь? — Колчина глянула на него с тревогой.
— Он мне сам как-то говорил, — и Антон быстро пошагал прочь.
На следующее утро уже к девяти в редакции собрался «кворум». Ладно, Серова с Кориковой, которые всегда приходили минут за сорок, так и Ростунов явился ни свет, ни заря, и даже вечно просыпающий и опаздывающий Филатов. Несмотря на то, что рабочий день не начался, в корреспондентской уже вовсю трезвонили телефоны. Почему-то читатели считали, что журналисты работают круглосуточно и без выходных. И если в восемь утра первого января в редакции никто не брал трубку, то с посленовогодней почтой на имя Яблонской приходило пять-шесть писем, в которых постоянные подписчики выражали негодование в самой вольной форме. Ишь, устроили себе праздники! А у них, между прочим, ЧП городского масштаба — в три часа ночи на 15 минут отключали горячую воду!
И вот сейчас неосторожно снявший трубку Филатов уже десять минут выслушивал одну из надоедливых бабулек-подписчиц. Похоже, у нее был длинный список жалоб, и везде требовалась помощь журналистов. Димон терпеливо разъяснил старушке, что в отношении артрита они вряд ли чем-то смогут ей помочь, и гадящего в подъезде соседского двортерьера тоже никак наставят на путь истинный. А вот добиться от зажравшихся коммунальщиков, чтобы вкрутили лампочку на третьем этаже бабкиного подъезда — это попробовать можно. С вас, Матрена Тимофеевна, всего лишь благодарственное письмо на имя главного редактора с указанием, что вашу проблему решил корреспондент Дмитрий Филатов.
— Дим, ну ты даешь, наобещал с три короба, — напустилась на него Корикова. — Кто этой ерундой заниматься-то будет? Забыл, что ли, кто у нас на теме коммуналки сидит? Когда это Рыкова на такие мелочи разменивалась? Ей все фуршеты подавай да вернисажи.
— Да не надо ничего Зинке говорить. Сам все проблемы решу.
— Интересно, как? Неужели будешь названивать во все эти ЖЭКи-ДУКи и призывать их к порядку? Да они тебя замордуют своими отговорками и переводами стрелок. Увязнешь.
— Да уж, Димон, это тебе не на кнопку жать, — пошутил Ростунов.
В ответ на это немногословный Филатов повесил на плечо увесистый кофр и скрылся за дверями. В комнату вошла Крикуненко со свежим номером «Девиантных» — только что прибыла машина из типографии. Сухое наштукатуренное личико Анжелики излучало довольство — бабка с Горгазом, которую она вчера едва дописала к половине седьмого, вышла на первой полосе.
— Что бы там ни говорили некоторые, — изрекла она, — первые полосы нужно отдавать под социальные сюжеты. А не звездам-однодневкам вкупе с их бездарными гастролями, как кое-кто считает. И не кровавым происшествиям, как полагает некто другой. И первое, и второе — дурной тон современной журналистики!