«Девианты»
Шрифт:
— А, так Светка не первая, кого ты угощаешь коктейльчиком?!
— Ну нет, обычно я коктейлями никого не балую, — Рыкова соблазнительно полуулыбалась. — Просто угощаю аскорбинкой и все. Нормально прокатывает. Но согласись, было бы глупо в разгар пьянки навяливать Светке витаминки.
— А не боишься ты кого-то сверх меры накормить своими пилюлями?
— Нет, не боюсь. Говорю тебе — знаю меру. С двух таблеток объект просто дуреет или ха-ха ловит. С трех могут уже и глюки приключиться. А четыре-пять — это если клиента нужно на энный срок убрать с арены событий. Конечно, если
— И где ты эту отраву раздобыла? — кровожадные байки Рыковой одновременно и возмущали, и очаровывали Антона.
— А у нас тогда фармзавод что-то не то нахимичил. Какая-то мелюзга траванулась слегка. Ну, эту партию было приказано отозвать из продажи. Да только пока они отзывали, я не будь дура, обошла несколько аптек и затарилась вкусняшкой.
Зинкина наглость была столь беспримерна, что Антон понял: прокурор из него вышел неважный. Отправляясь к Рыковой, он рассчитывал, что она будет отпираться, плакать, оправдываться… Словно прочитав его мысли, Зина сказала:
— Думаешь, мне стыдно, что ли? Ни фига не стыдно. У меня мотив был благородный — для лучшей подруги старалась. Много ты такой преданной дружбы видел?
— Преданной — от слова «предательство», — пробормотал Антон и добавил громко: — А раз ты так любишь Алинку, почему не рассказала ей всю правду про витаминки? Пока я ей глаза не открыл, она была уверена, что яд был в водке или в соке.
— И что она тебе ответила? Сразу на меня стрелки перевела?
— Нет, ничего не сказала.
— Ну вот видишь, какая она мать Тереза. А ты говоришь: сказать ей всю правду про витаминки. Да разве бы после этого она бросила их Светке в коктейль? Что ты, тут бы начались гамлетовские раздумья, рефлексия, самобичевание… А мне эти разговоры о высоком на фиг не были нужны. Вижу цель — иду к ней. Тем более, времени было в обрез. Да и Колчина постоянно на кухню свой нос совала…
— Алинка до сих пор места себе не находит.
— Ничего, найдет. И еще поблагодарит меня за то, что я ей дала пинок для ускорения. Месяц назад она была никем, а сейчас — ценный сотрудник с опытом редакторской работы.
— Да ведь ты слышала, Яблонская уволить ее хочет.
— Не уволит, — хитро засмеялась Рыкова. — Она думает, что играет с ней как кошка с мышкой, но совсем скоро все поменяется… Ну и мне, глядишь, что-нибудь с барского стола перепадет.
— Зин, что за язык Эзопа в столь поздний час?
— Язык и… что? — Рыкова зевнула сквозь улыбку. — Устала я, Антош. Спать хочу. Ну, в койку, что ли?
…На окнах в Зининой спальне не было ни штор, ни тюля, а из мебели, кроме кровати, имелись лишь гладильная доска, стул и зеркало в полный рост, которое стояло прямо на полу. И все — ни компьютера, ни полки с книгами, ни горшка с кактусом. Дожидаясь выхода хозяйки из ванны, Антон развалился на стуле, расстегнул рубашку и попытался войти в образ очень порочного мачо.
— Я жутко развратен, невероятно испорчен, неимоверно искушен, — вслух внушал он себе. — Рокко Сиффреди в сравнении со мной жалкий недомерок, а Уоррен Битти закомплексованный девственник. Самые красивые бабы укладываются передо
Но в результате медитации Антон не только не почувствовал прилива уверенности в себе, но, наоборот, ощутил такую робость, какую редко испытывал даже на заре сексуальной карьеры. Однако переживал он зря. Выйдя из душа, Рыкова без всякого стеснения сбросила халат (самый обыкновенный, из полотенечной ткани, никаких шелков) и абсолютно голая навзничь упала на кровать. Проделала она это так, будто в комнате никого не было.
От подобной естественности Антон впал в легкий ступор. Не понимая, что ему делать дальше, он продолжал сидеть на стуле. Рыкова же похлопала по матрасу, указывая ему на место рядом с собой и, зевая во весь рот, сказала:
— Других лежачих мест у меня нет. Если конфузишься — спи сидя. Я только голая нормально высыпаюсь, и ради тебя менять привычки не намерена. Только не вздумай ко мне лезть — огребешь звездюлей по полной.
Несмотря на поздний час и немалый литраж выпитого, рядом с обнаженной особой Антону засыпалось плохо. Хорошенько рассмотрев Зину, он удивился тому, как изменилось ее лицо после того, как с него исчез макияж. Вместо черных, точно лаковых, бровей — редкие серые полоски, вместо длинных ресниц — невыразительные шатенистые «щеточки». «Так она не брюнетка? Неожиданно… А четвертый размер груди куда делся? Здесь от силы второй. А, понятно, все дело в этих бесовских лифчиках», — и Антон покосился на развешанное на спинке кровати белье.
И все же спящая была хороша. Антон осторожно провел пальцем по ее лицу, повторяя его черты, затем спустился на шею, потом — ниже…
— Отвянь, — сквозь сон пробурчала Рыкова и повернулась к нему задницей.
Вздохнув, Антон накинул на нее простынку.
А за завтраком (кофе без сахара и сигареты) Рыкова беззлобно над ним насмехалась:
— Ну и фофан ты, Кузя. Женилка, что ли, не фурычит?
— Фурычит, Зин, и отменно. А вот от тебя я подобной холодности не ожидал. Рядом такой парниша, а она дрыхнет как сурок!
Лицо Зины погрустнело:
— С Алинкой-то мне что делать? А, Антош? Она ведь со мной уже месяц не разговаривает. Смотрит как на пустое место.
— О чем печаль, Зин? Ты же крутая. Плюнь и разотри.
— На всех бы плюнула, только не на нее. Такой подруги у меня никогда еще не было…
Вместо ответа Антон осторожно вынул у нее из руки чашку и с большим удовольствием поцеловал в пахнущие кофе губы. Но удовольствие быстро переросло в недоумение, поскольку никакого воодушевления его действия у Зины не вызвали…
Утром в понедельник на двери «Девиантных» появилось объявление: «Уважаемые коллеги! Ввиду профилактического осмотра коммуникаций просим не задерживаться на рабочих местах по истечении официального рабочего времени. Администрация».
— Поумнее отмазки не могли придумать? — хмыкнул себе под нос Ростунов. — Ясен пень, по компам будут шарить, компромат искать.
И, убедившись, что поблизости никого нет, закрасил в слове «осмотра» буквы со второй по пятую, а также вымарал «коммуникаций» и «не».