Девица с выкрутасами
Шрифт:
— Любой дурак знает, лучший способ избежать насилия — это укрыться с насильником в подвале… — услышали скрытая косыночкой брошка и представитель обвинения. — Что эта дурында несёт?
— Так почему же вы не бежали?
— Потому что он затащил меня в угол и там удерживал.
— А ты говорила, что девственница? Когда?
— Постоянно, — проворчала Патриция. — И при всяком удобном случае.
— Говорила в подвале, — твердо заявила Стася.
— Зачем?
— Потому что он хотел, чтобы я ему отдалась. А я сказала: «Нет!». А он сказал: «Ты точно не девушка». А я сказала: «Точно девушка»!
Решительно, гордо и с вызовом. Кайтусь непроизвольно заскрипел зубами.
— И после полового акта он сказал, что ты не девственница?
— Да.
— А ты что?
— Ошибаешься.
На какой-то момент заклинило не только Патрицию, но и Кайтуся, и, похоже, даже судью, который собрался было вознегодовать, да так и застыл. Предметность возникшей после изнасилования дискуссии как обухом поразила присутствующих. Принципиальнейшая позиция Стаси отодвинула сам факт насилия на второй план, сделав главным вопросом эту её чёртову девственность. Возникло ощущение, что ей удалось изменить весь ход судебного следствия. Похоже, и не возникло бы у неё никаких претензий к Климчаку, если бы он не оскорбил её до глубины души своим заявлением, которое лишало Стасю её исключительности, а что ещё хуже, связанных с ним надежд. Чего она стоила без своего сокровища?! Ничего удивительного, что в конце концов она сломалась и расплакалась в том самом подвале.
Судья совсем растерялся, не спросил даже о том, чем романтичное свидание закончилось, и, чтобы отвязаться, передал Стасю в распоряжение сторон.
Господин прокурор класса не показал. Его явно подкосило непослушание жертвы, на которую он столько времени угрохал под лестницей, втолковывая, что плакать надо здесь, перед судом, а не в том дурацком подвале. Подвела его, что и говорить, выбила оружие из рук. Патриция не отказала себе в удовольствии:
— Поздравляю с ученицей, — шепнула она издевательски.
Кайтусь покосился на неё и сухо обратился к пострадавшей:
— Кто был инициатором поездки в Лонцк?
— Климчак, — уверенно ответила Стася.
— Он поехал с Зажицкой?
— Ну да.
— А Зажицкая приходила к вам и говорила об изменении показаний?
Стася заколебалась. Несомненно, девчонки не раз обсуждали эту драматическую тему, и ей сейчас трудно было ответить на такой вопрос. О каком изменении и каких показаний шла речь? На сколько Патриции удалось сориентироваться, это Зажицкая подбивала Стасю выступить против своего любовника, затем Зажицкая в союзе с Гоноратой пытались его обелить, представляя Стасю распутной гетерой. На каком-то этапе следствия Климчак облил грязью бывшую любовницу, а она принялась вешать на него всех собак, чем и продолжает заниматься. Скорее всего, и Гонората пробовала Стасю уломать.
Судья отдохнул и встрял в свойственной ему манере, путая обвинению все карты:
— Разве Гонората не приходила с разговором о показаниях?
Стася поняла:
— Обе они с Павловской приходили, но меня не застали, только в третий раз, у Зажицкой…
— И что?
Ему удалось-таки здорово смутить Стасю.
— Павловская позвала меня к Гонорате. Та ждала во дворе и просила меня отказаться от обвинения…
Ну и что? Судье этого хватило, и дальше он не расспрашивал. Похоже, прокурор потерял дар речи. Такого идиотского допроса ещё поискать!
Адвокат пришёл к выводу, что теперь его очередь, и затронул две проблемы, вполне даже существенные. Бывала ли Стася в гостях у разных друзей и знакомых? Бывала, конечно.
— А водку там пили?
— Когда, к примеру, именины, то пили.
— Значит, вы не первый раз пробовали водку и знаете, какие бывают последствия?
— Ну… Да… Но…
Защитник выдержал осуждающую паузу, а затем как-то так собрался, что судья, который уже в нетерпении открыл было рот, захлопнул его с отчётливо слышным стуком. Защита неожиданно вызвала у старикана интерес:
— Вы знали, что Зажицкая — любовница Климчака?
Вопрос прозвучал строго, но Стася опять упёрлась.
— Нет, не знала.
— Брехня, — шепнула Патриция в брошку не менее упрямо.
— И вам не известно было, что они встречаются, вместе уезжают? Вы ни о чём не догадывались?
— Нет, я ничего такого не заметила.
— И никаких сплетен вы не слышали?
— Нет, не слышала.
Стася окаменела в своём упрямстве, не иначе как сама себя убедила, что ничего не знает.
Защитник тяжело вздохнул:
— А там, в том подвале… Расскажите подробнее, как все происходило. Ведь когда он брюки снимал, вас отпустил?
— Ничего подобного, держал меня.
— Как это? У него же нет третьей руки?
— Зубами, — не преминула подсказать Патриция шёпотом. — Силой воли.
Стася предпочла иное объяснение:
— Одной рукой держал меня, а другой снимал брюки, — стояла она на своём.
— Значит, одна рука у вас была свободна. Почему же вы не защищались, не вырывались?
— Я вырывалась, а он держал за обе руки.
Патриция машинально взглянула на руки обвиняемого. Тот сидел, облокотившись на перегородку и свесив наружу эти самые руки. Можно было легко убедиться, что на лопаты они не походили — нормальные ладони среднестатистического мужчины. Сравнив их со Стасиными, журналистка подумала, что они могли бы носить перчатки одного размера.
Адвокат развивал начатую тему с вполне объяснимым недоверием:
— Он одной своей держал вас за обе руки?
— Ну да.
— И при этом ещё снимал брюки…
Защитник всем своим видом демонстрировал осуждение столь неправдоподобных показаний и сумел добиться недоверчивого перешёптывания в публике. Стася энергично подавила в себе зашевелившееся было смущение, мобилизовав всё своё упорство.
Господин адвокат снова вздохнул:
— А сие вещественное доказательство — эта ваша пуговица, когда была обнаружена? При обыске?
— Каком… — начала Стася, но, спохватившись, быстро поправилась: — Ну… Нет… Это раньше…