Дэвид Баркли - "Эсхил"
Шрифт:
Впервые Харальд выглядел почти расстроенным. Он закрыл дверь и запер её на замок. Доминик слышал, как по ту сторону вращается запорный механизм и понял, что выбраться отсюда у них не получится. Если судно начнет тонуть или загорится, они обречены. Если погибнет команда, они умрут от голода. Если этот человек, Ари, окажется каким-нибудь сумасшедшим, он может убить их во сне. Харальд прав, этот день, действительно, трудный.
Доминик оперся спиной о дальнюю стену и позволил себе упасть на пол. София уселась слева от него, а Люсия справа. Обе
Ари уселся у стены напротив.
– Простите. Эти люди не отличаются теплотой и пониманием.
– Как долго вы здесь находитесь?
– С самого утра. Весь день провел в машине. Мне завязали глаза, так что, я даже не знаю, где мы находимся.
– Мы в Киле.
– О, значит, это объясняет перемены погоды. Днем заходил капитан и представился. Это был единственный человек, с которым я разговаривал за всё это время. Я искренне прошу прощения. У меня и так больной живот, а я тут уже так долго, что стало только хуже.
– Не нужно извиняться. Мы все здесь не по своей воле.
– Мне жарко, папа, - внезапно сказала София и скинула пальто.
Ари улыбнулся.
– Жаль, здесь нет окна. Полагаю, время от времени, сюда будет проникать морская вода, но я лично смогу это пережить.
Доминик помог дочерям устроиться поудобнее, затем сам снял пальто и ослабил галстук. Становилось, действительно, жарко. Его удивил контраст с холодной палубой снаружи, но он пришел к выводу, что в данном случае, всему виной близость к кочегарке и ограниченность пространства. София тихо кашлянула и он прижал её ближе к себе.
– Мне не нравится этот человек, - сказала Люсия.
– Какой? Офицер?
– Тот, которого я назвала гадом. Прости, папочка. Я совсем не хотела ругаться.
– Он и есть гад.
– Я скучаю по маме.
– Я тоже, но мы ничего не можем поделать. Придется играть по его правилам.
– Верное решение, - отозвался Ари.
– Я знаю этих людей. У них Грандиозные Планы. Именно так, с большой буквы "Г". После Великой войны До начала Второй мировой войны, Первая мировая в западной историографии называлась Великой войной. солдаты подавлены и готовы делать всё ради короля или страны. Мне жаль людей, вроде Дитриха. Они не понимают, что сейчас находятся под влиянием той же пропаганды, что и их отцы 20 лет назад.
– Вы воевали?
– спросил Доминик.
– Нет, я был женат и занимался преподаванием. Слава богу, меня не призвали. Но сомневаюсь, что это может сыграть какую-то роль в моем нынешнем положении. Я готов отдать жизнь за Германию и, если Фюрер решил, что в данном положении от меня толку больше, то так тому и быть!
– Думаете, ему есть дело до таких, как мы?
Ари задумался.
– Трудно сказать. Гестапо последние годы играет в очень странные игры. К тому же, когда я был ребенком, их не существовало.
– Жестокость обычных людей бывает безгранична, - сказал Доминик.
– Мою жену...
– но он не закончил.
– Простите, - сказал Ари, глядя в пол.
–
– Я пытался разузнать. Когда на пороге моей лаборатории появились люди в черных плащах, я оказался настолько глуп, что решил, будто они ищут кого-то другого! Кого-то другого! Только представьте! Прежде чем осознать свою ошибку, мне накинули на голову мешок и сунули в машину. Меня привезли сюда в том, что было тогда на мне и всё. И, вот, я сижу здесь и жду ответов.
Раздался звук, похожий на гром и Доминик подскочил. Он подумал, что началась гроза, но София хихикнула и он понял, что это Ари пустил газы.
– Прошу прощения, - виновато произнес Ари, держась за живот.
– Чем вы занимались, Ари?
– спросил Доминик.
– Я работал статистиком. Математическая физика, - поправился он.
– Официально, я преподаю в университете имени Гумбольдта, но с тех пор, как партия взяла все школы под свой контроль, я много путешествую. Последней моей работой были исследования в Осло линейных ускорителей частиц. Но вам, наверное, это неинтересно. А чем занимались вы? Преподавали? Простите, но вы выглядите, как учитель.
– Я биохимик, - сказал он, глядя на Ари. Услышанное встревожило его. Конечно, можно было списать на совпадение, что Гестапо одновременно захватило двух ученых, но он в этом сомневался.
– Мне интересно, чем вы занимаетесь. Расскажите поподробнее.
– Конечно!
– воскликнул Ари, затем его лицо исказилось. Из его живота раздался урчащий звук.
– Оооо... боюсь, я не могу уже терпеть, - он обхватил живот обеими руками и пополз в сторону стоявшего в углу ведра. Иногда он останавливался, будто, в сомнениях, затем продолжал свой путь.
– Простите, ребята! Не могу терпеть, - выкрикнул он.
– Эм...
– Отвратительно, - произнес Ари, бесцеремонно стягивая штаны. Прежде чем Доминик смог прикрыть девочкам глаза, перед его лицом возникла волосатая задница. Люсия замерла, а София выглядела смущенной.
– Минутку, Ари, - сказал Доминик и отвернул дочерей лицами в угол.
– Будем благоразумны, девочки. Не станем смущать человека.
– Какая гадость!
– воскликнула Люсия. Она выглядела болезненно бледной.
София прошептала так, будто бы надеялась, что Ари не услышит:
– Что он делает, папа?
Ари издал ещё один урчащий звук и в ведре раздался всплеск. Всё это сопровождалось стонами самого Ари.
Доминик, чьи щёки залила краска, начал смеяться. Сначала тихо, затем всё громче и громче.
– Думаю... думаю, дорогая, он пытается завести машину. Такую, старой модели, с ключом спереди.
– Эй, я тут пытаюсь сосредоточиться!
– крикнул Ари, его желудок не переставал урчать. Снова раздался шум и в ведре опять раздался всплеск.
– Нет, не так, - сказал Доминик.
– Это самолет пролетает над нами и сбрасывает на нас бомбы.