Дэвид Баркли - "Эсхил"
Шрифт:
– Но подобное поведение...
– Подобное поведение непозволительно. С тех пор, как оно начало проявляться, мы должны были понять, как одолеть его. Я не прошу его сделать того, чего не делалось раньше. Отойдите.
Молодой человек расставил руки и взмахнул ими, отгоняя толпу. Он сунул руку под пальто и вынул оттуда длинную деревяшку с шаром на конце. София уже видела такие штуки и знала, что они опасны. Очень опасны.
– О, боже, - прошептала Люсия.
Ганс повернул шар, затем дернул за нитку под ним. Удостоверившись, что находится в безопасности, он метнул гранату в лунку и отошел
– Люсия!
– кричал папа.
– София!
– он уже был близко, карабкаясь по скалам и камням.
Граната рванула, разбрасывая повсюду осколки льда. Люсия прижала к груди лицо сестры. Если бы она видела результат взрыва, то разглядела бы воронку, размером с ванну.
Плохой Дядька рассмеялся, хлопая в ладоши. И это был самый ужасный смех.
– Живее. Давайте её сюда.
– Её?
– переспросил парень.
– Да, её. Тащите её сюда. Живо.
Прежде чем София успела открыть глаза, её схватила пара рук, оторвала от сестры и подняла вверх, острыми ногтями царапая кожу. Она была настолько ошеломлена и оглохла, что, даже, не посмела вскрикнуть. Могла только всхлипывать. Перед глазами предстала картинка, как папа держит её, когда она идет по веревке. В этот момент она, вдруг, осознала, что никогда не была настоящим циркачом. Поняла, что именно отец всегда поддерживал её и оберегал. Без него она бы упала.
– София!
– закричал папа.
– Продолжайте, - сказал Рихтер.
И парень швырнул её в воду. При падении она ударилась головой о ледышки, оставшиеся после взрыва. Последнее, что она услышала, перед тем, как начать тонуть, был крик сестры и спокойный голос господина лейтенанта, говорившего:
– Господи, зачем так-то?
5
– Разденьте её, - приказал доктор Глёкнер.
Доминик посмотрел на него, по щекам текли слезы, но он выполнил указание. Её отнесли в бункер пленников и уложили возле растопленной печи. Она была в сознании. Но, едва-едва.
– Папа, - прошептала она.
– Тише, милая. Не разговаривай.
Он снял с неё кофту и рубашку, штанишки и нижнее белье, и накрыл полотенцем и одеялом. Доминик понимал, что ей будет больно, но, всё равно, выжал из её волос всю воду, насколько смог. Она замерзала, её кожа посинела. Рядом на коленях сидела Люсия и растирала сестре руки.
– Нужно её отогреть!
– крикнул Доминик.
– Огня сюда!
Глёкнер с сомнением посмотрел на него.
– Нельзя согревать её слишком быстро. Накиньте на неё одеяло. Лягте рядом, если хотите, но не двигайте её ближе к печи, ясно? Поверьте, так будет лучше.
– Поверить?
Внезапно, Доминик вскочил и схватил доктора за горло. Он швырнул невысокого человека прямо на бетонную стену.
– Мразь! Ты понимаешь, что натворил? Все вы!
Глаза доктора налились кровью. Доминик же мыслил только об одном - передушить их всех и начать он решил с этого докторишки.
– Папа!
– закричала Люсия.
Появился кто-то ещё и уцепился ладонями в руки Доминика.
– Спокойнее, - произнес Ян.
– Вернись к дочери.
Великан разжал руки Доминика и из глотки доктора вырвался кашель.
– Я принесу ещё одеял - сказал Ари и вышел. Его глаза опухли а волосы стояли дыбом. Когда Доминик
– Этторе, дай мне, вон ту штуку.
– Проверь печку, Глёкнер, - прорычал Доминик.
– Убедись, что она достаточно горячая.
Глёкнер осторожно кивнул.
– А мне что делать?
– спросила Люсия.
– Помогай мне отогреть её.
Обмотав руки сестры полотенцами, Люсия легла рядом с ней. Доминик заметил на её собственных руках кровоподтеки. Он видел, как резко от неё оторвали Софию, как яростно она боролась и как её пытались успокоить.
Впервые с момента прибытия сюда Доминик ощутил, что его разум ещё способен бороться. У него отняли жену. А теперь чуть не отняли дочь. Если они победят, что он будет делать?
Он хотел доверять Дитриху, как бы глупо это ни звучало. Он хотел вникнуть в поставленную задачу. Хотел верить, что, в конце концов, их освободят. Здесь, в этом богом забытом месте на краю земли, вдали от охваченной безумием родины, он хотел верить, что они выживут. Но даже лейтенант не был способен остановить своё руководство. Он был лишь винтиком в машине, которой управляют такие, как Рихтер.
Доминик лег рядом с дочерьми. Он ждал, надеясь, что София поправится.
6
Через несколько часов Доминик оказался в лаборатории возле клеток. Несмотря на дочь, его вынудили прийти. "Это всего на час, - сказал человек Рихтера.
– Постарайтесь быть полезным".
Целый час без дочери... даже, если бы он мог думать о чём-то другом.
– Полезным, - прошептал он.
– Я вам покажу пользу.
И, прежде, чем осознать это, он начал разбивать клетки гаечным ключом. "Освободить их, - думал он.
– Хотите, чтобы я был полезным? А как вам это? Приносит пользу?"
Он не знал, сколько щупальцам понадобится времени, чтобы заполнить лабораторию. Не знал, как скоро они разрушат тут всё. Но он знал одно - он больше никогда не будет работать на тех, кто его пленил. Если они хотели придать ему нужной мотивации, то ошиблись. Он уничтожит здесь всё, потому что это было единственное, на что он способен.
Вскоре он выронил ключ, не в силах закончить начатое. Мир вокруг, вдруг, стал нестерпимо тяжелым и ему не оставалось ничего другого, кроме как закрыть глаза. Когда он их снова открыл, рядом стоял Ари. Он пришел сюда в поисках своего друга и здесь его и нашел. Доминик обнял его и какое-то время они просто стояли в объятиях друг друга.
Наконец, Доминик поднял взгляд.
– Нам отсюда никогда не выбраться, Ари. Я был неправ, когда говорил, что нужно плыть по течению. Ошибался, когда считал, что у этих людей есть понятие о чести. Господи, Ари, как же я ошибался!
– Ты делал то, что считал правильным. Как и я. Вопрос в том, что делать теперь?
Доминик посмотрел на него и увидел в его взгляде то, чего раньше никогда не видел. Он увидел, что слезы на щеках Ари не были слезами печали, он плакал от гнева.
– Нужно выбираться отсюда, - прошептал его друг.
– Нужно выбираться.