Девочка Дьявола. Без иллюзий. Книга четвертая _
Шрифт:
— Макс приезжал на прошлой неделе в Сиэтл, — наконец начала Эльза, и я в очередной раз насторожилась.
— Как он?
— Нормально, — уверенно произнесла она и добавила: — Уже уехал в Лондон.
— Я рада, что он в порядке.
— Он вернул картину, — ровным тоном произнесла Эльза и добавила: — Вернее, она оставалась среди его вещей у меня дома, и он перед отъездом в Лондон попросил передать её тебе.
Я на мгновение затаила дыхание, понимая, чем был продиктован этот поступок, и кивнула.
— Это
— Ты должна знать, Макс хорошо к тебе относится, и возвращение этой картины никак не связано с его отношением к тебе.
От этих слов я почувствовала такое облегчение, что мне захотелось плакать.
— Я очень боялась, что он затаит на меня обиду… — тихо проговорила я, качая головой.
— Мой сын очень мудр, — грустно улыбнулась Эльза. — Он понял, что не стоит стучаться в закрытые двери. Пусть и не сразу, но он отпустил тебя.
— А картину он вернул, потому что понимал, что она тянула бы его назад… в прошлое… — задумчиво произнесла я.
— Ты правильно все поняла, — накрыла она мою руку своей ладонью и добавила: — Картина у меня в машине. Ты можешь ее забрать…
Уже на парковке, когда Эльза отдавала мне холст, я тихо спросила, рассматривая ее сосредоточенное лицо.
— Вы не сердитесь на меня?
— Ты поступила честно, не стала мучить моего мальчика, — спокойным тоном ответила она, и мы, попрощавшись, поехали каждая своей дорогой.
Рассматривая из окна джипа, как удаляется машина Эльзы, мне хотелось плакать — только сейчас я ощутила, что связь с этой женщиной, как и с Максом, оборвалась, оставаясь лишь грустным воспоминанием, которое я сохраню в своей памяти навсегда.
***
— Одиллия тоже очень яркий персонаж… — услышала я шепот Авроры, возвращаясь в реальность, и кивнула.
— Сейчас будет фуэте. Один из самых красивых моментов.
— Что это значит?
— “Фуэте” от французского “взбивать”, сокращенное название виртуозного вращения, если одни словом, — пояснила я и добавила: — Считайте.
Аврора, не понимая, что я имела в виду, вновь устремила взгляд на сцену, и, как только грациозная Одиллия в черном оперении начала вращаться вокруг своей оси, зал, и так погруженный в тишину, замер. Аплодисменты начали раздаваться уже на пятнадцатом обороте, и как только танцовщица завершила фуэте, публика утопила зал в бурных овациях.
Наблюдая за продолжением спектакля, когда несчастная Одетта билась в окна дворца израненой птицей, я грустно улыбнулась. Белый и Черный Лебеди. Добро и Зло. Одетта и Одиллия. Вот кем я себя ощущала. Однако, если мир сказки “Лебединого озера”
Уже возвращаясь домой, я наблюдала за Авророй, которая сожалела, что сказка завершилась на печальной ноте, грустно улыбалась и думала, что, вероятно, такова жизнь, и не все в ней поддается нашему пониманию.
— В любом случае, это было сильно, — резюмировала Аврора, щеки которой раскраснелись от эмоций.
— Я очень рада, что вам понравился балет, — улыбнулась я и, наблюдая за блеском в глазах моей компаньонки, перевела взгляд на широкий затылок Макартура.
— Рэнделл, Вы когда-нибудь бывали на балете?
— Нет, — коротко ответил здоровяк, а Аврора подхватила: — Вот и я никогда не бывала, но мне понравилось.
— Учту, — посмотрел Макартур в зеркало заднего вида, и я тихо улыбнулась, радуясь этому зарождающемуся тандему, как в свое время была счастлива наблюдать за парой Джулии и Дугласа. Я бросила украдкой взгляд на Аврору, которая поправляла складку нарядного платья, и вздохнула, искренне надеясь, что у этой пары будет более счастливое будущее.
Приехав в пентхаус, первое, что я сделала — направилась в свою гардеробную и, сев на пол, прильнула взглядом к картине с Белым Лебедем.
Сейчас, рассматривая девушку в белоснежном шелке, я пристально изучала ее лицо и видела в этом таинственном мерцании голубых глаз неопределенность. Уже тогда талантливый художник поймал в моем взгляде неуверенность в правильности моего выбора. Я протянула руку к холсту и почувствовала холод от этого чистого белого сияния, как от далекой, но равнодушной звезды. Вот, кем бы я стала для Макса — принимающей его любовь холодной звездой, той, кто подставлял бы щеку для поцелуя.
“Тайна Ангела”, — назвал ее Крис и был прав. Эти глаза скрывали еще одну сущность, темную, запрятанную в глубине подсознания, замученную, но не умершую.
Немного подумав, я скинула простынь со второй картины и, отойдя в сторону, склонила голову набок, сравнивая изображения.
Две ипостаси одной человеческой души. Белый и Черный Лебеди. Добро и Зло. Свет и Тьма.
Если раньше я, не задумываясь, сказала бы, что быть только Белому, то теперь, пройдя долгий путь, я отчетливо понимала, что нельзя было убить черного лебедя, чтобы оставить в живых только белого. Я была рада, что Макс вернул мне картину, что авария помогла мне понять истину — пусть и таким жестким образом, но мой ангел-хранитель мне сказал, что в отношениях с Максом я навсегда бы осталась на одном белом крыле, без черного.