Девочка и пёс
Шрифт:
Галкут, дрожа от бурлящих в нем эмоций, буквально сходя с ума от мысли, что его сына ждут изуверские пытки и мучительная смерть, вошел в сумрачный притвор церкви. Стояло раннее утро и поскольку иегоны больше почитают вечернюю зарю чем утреннюю, народу внутри почти не было. Тем не менее в глубине нефа, на кафедре, один из младших владык, как и полагалось, звучно и певуче читал псалом из Книги Иегона. Его слушали монахи и несколько прихожан. Никем не замеченный Галкут проскользнул в боковой коридор, откуда попал в галерею окружающую внутренний двор. Он собирался пройти в хозяйственные помещения, где практически наверняка и находился в данный момент дасмос – дежурный клирс. По пути через галерею он встретил одного из монахов и, насколько это было возможно, спокойно спросил его где найти дасмоса. Тот ответил что в трапезной. Галкут направился в указанном направлении и буквально через пару поворотов наткнулся на человека с красной головой в компании четырех других монахов. От некоторой неожиданности произошедшего все застыли. Галкут узнал дасмоса, это был человек по имени Бийер, ранее занимавшийся разведением свиней и фарьяров, мясник и торговец навозом, а теперь один из самых безумных почитателей Иегона и ярый борец с дьяволом. Он тоже узнал рыбака и с подозрением уставился на него. Бийер и раньше был крайне неприятен Галкуту, а теперь в особенности, ибо являлся одним из тех кто первым без малейшего сомнения поднимет руку на мальчика, которым, по его убогому мнению, завладел дьявол. И эта неприязнь видимо отчетливо отразилась на лице Галкута. Бийер догадался что происходит и истошно завопил: "Братия, хватайте его! Он злоумышляет!" Монахи еще какое-то время медлили, не понимая что нужно делать, но Бийер крикнул: "Он идет освободить дьявола! Бей его, кто за бога!". Монахи уразумели что к чему и бросились на Галкута. Но Галкут, в душе которого и так бушевало пламя, увидев, что люди, которые по сути и обрекли его сына на смерть своей мракобесной верой, еще и угрожают ему, потерял последнее самообладание и сам бросился на них. Машинально он выхватил из-за спины нож, как делал на войне, когда у него выбивали из руки меч. Увидев длинное лезвие рыбацкого ножа монахи испуганно застопорились, а в следующий миг Галкут полоснул одному из них по пузу и порезал лицо другому. Раненые дико заорали, посчитав что настал их смертный час, хотя порезы были неглубокие и через пару дней оба монаха совершенно оправились. С воплем "убивец!" двое других шарахнулись в стороны, дабы избежать жуткой участи своих товарищей. Галкут подскочил к Бийеру и схватив его за шиворот, едва не воткнул ему в шею нож. "Веди к сыну", прохрипел он, "иначе голову отрежу!". Бийер, чувствуя давление стали ножа, не посмел возражать. Они вдвоем быстро прошли через двор и спустились в крипту. По пути прихватили горящий факел. В подземелье на каменных постаментах горели лампы, но в коридоре, куда они в конце концов пришли, царила абсолютная тьма. И сердце Галкута болезненно сжалось, когда он представил как его мальчик лежит, вмурованный в пол, под решеткой, среди полной темноты, не зная что происходит и не понимая почему взрослые так поступают с ним.
Наверно Галкут уже тогда понимал что ему не спасти сына, монахи с которыми он столкнулся поднимут тревогу и вскоре вся община будет здесь. Хотя может и верил, что если всё сделает быстро, то еще может успеть выскользнуть незаметно с Майретом из церкви, сесть на коня и ускакать прочь и навсегда из этого проклятого места.
Бийер подвел его к нужной двери и Галкут отпустил его и взял у него из руки факел, чтобы клирс мог открыть замок. Они вошли в маленькую, холодную, прямоугольную, абсолютно пустую комнату с грубыми неровными каменными стенами. И в этот момент Галкут не выдержал и сделал шаг вперед, к забранной толстой решеткой яме в центре помещения и опустил к ней факел. Он увидел своего мальчика и едва не застонал. Ребенок был невероятно бледен, беспомощен и жалок. На его лице застыло и словно бы уже навсегда жуткое выражение обреченности и какого-то глубинного смирения со своей участью. В голове у Галкута на краткий миг помутилось, он потерял из виду своего спутника и тот не преминул этим воспользоваться. Бийер стремительно бросился к двери, выскочил в коридор, захлопнул за собой дверь и задвинул засов.
Всё было кончено. Красноголовый монах торжествовал победу и предвкушал будущие похвалы за то что проявил мужество и решительность и единолично остановил дьявола. Галкут же, с разрывающимся сердцем и застилающими взор слезами, неотрывно смотрел в огромные глаза своего сына. Всё было кончено.
Вскоре раздался шум, топот ног, тревожные голоса. Возле камеры со "святым мешком" собрались монахи, вооруженные кольями, дубинами, топорами. Но даже при таком явном перевесе входить они не решались, ибо у Галкута по-прежнему был нож. Все ждали старшего владыку. Появившийся Кундай был крайне возбужден. В начале, услышав что Галкут захватил дасмоса и вот-вот освободит сына, он пришел почти в отчаянье, ибо план столь долго лелеемой им мести готов был обратиться в прах. Но теперь Кундай ликовал. Галкут будет страдать не только из-за сына, но и еще понесет наказание за нападение на монахов, причинения им увечий и попытку служить дьяволу. Если конечно будет доказано что дьявол действительно поселился в мальчике. Но Кундай не сомневался что будет. Старший владыка торжествующе глядел через зарешеченное окно в двери на застывшего с факелом в одной руке и ножом в другой Галкута. Не сумев совладать со своим голосом, который так и звенел от самодовольства, он грозно заговорил с рыбаком. Он угрожал ему карами за все его преступления и упрекал за то что он хотел помешать спасти своего сына от дьявола. И также заверил его, что приложит все усилия чтобы изобличить скрывающееся внутри Майрета зло и обязательно спасет душу мальчика. Но Галкут не смотрел в его сторону и как будто даже не слышал. Он опустился на решетку и, пытаясь справиться с рыданиями, неотрывно глядел на сына. Наверно он старался улыбаться. Наверно он шептал ребенку: "Не бойся, Майрет, теперь папа с тобой и всё будет хорошо. Просто закрой глаза. Закрой глаза, малыш". Галкут увидел следы ожогов и порезов на ладонях и предплечьях мальчика – пытки уже начались. Он просунул клинок между прутьев решетки и приставил его к груди мальчика.
Судья снова замолчал. Во время рассказа он делал уже несколько пауз, то ли чтобы перевести дух, то ли ему казалось что девочка захочет что-то спросить и он предоставлял ей эту возможность. Но Элен ничего не спрашивала, она слушала внимательно и задумчиво и почти не отрывала взгляд от судьи. И снова Мастон Лург удивлялся ей, разве может маленький ребенок так долго и сосредоточенно сохранять своё внимание на каком-то одном предмете, спрашивал он себя.
– Я не буду даже пытаться описать, что происходило в душе Галкута, когда он одним сильным ударом вогнал лезвие ножа в сердце своего сына, – негромко сказал судья, глядя куда-то на противоположный берег. – Я думаю ему было легче собственноручно выпотрошить себя этим ножом, чем нанести этот один единственный удар. Естественно Кундай, уразумев что происходит, пришел в неистовство. Видимо он считал, что заставить отца убить сына это ещё недостаточно для утоления мести, что рыбак мучился бы гораздо горше, зная что его сын ревет и вопит от чудовищных пыток в подвале черной церкви. По его приказу ворвавшиеся монахи принялись избивать рыбака. А Галкут даже не пытался сопротивляться. Даже не пытался. Его нож остался торчать из груди сына, а он сам безвольно и покорно сидел на полу и словно ничего не чувствовал. Его жутко избили и наверно бы забили до смерти, если бы опомнившийся Кундай не велел монахам остановиться. Наверно старший владыка посчитал что это будет слишком легким исходом для Галкута. – Судья на секунду замолчал и затем произнес с неожиданной злостью: – Хотя кто его знает что он там думал. Когда я допрашивал его, Кундай, не моргнув глазом, заявил что монахи бросились избивать Галкута исключительно по велению собственного сердца, обуянные праведным гневом на него, ибо он обрек душу ребенка на вечное служение дьяволу – жуткое преступление.
Судья повернулся к Элен.
– Думаю на этом можно завершить мой затянувшийся рассказ, – сказал он словно с некоторым вызовом. – Надеюсь теперь твое любопытство удовлетворено?
Девочка бросила на него быстрый испытующий взгляд.
– Вы сердитесь на меня?
Но Мастон Лург уже совершенно успокоился.
– Нет. Конечно нет. Просто вспоминать об этих спятивших иегонах всегда неприятно. Зарезанный Майрет, искалеченный Галкут это лишь малая толика из тех несчастий и трагедий, что происходят в этой общине, на которые эти люди сами себя и обрекают.
– Но как же вы …, – начала Элен и умолкла словно в нерешительности.
– Давай-давай, спрашивай, – подбодрил её Мастон, – что уж бросать на полдороге.
– Я хотела спросить, как же так вышло, что вы и Галкут… встретились.
– Ты наверно хотела сказать стали сообщниками? – Усмехнулся Лург.
– Нет, я хотела сказать только то что сказала.
Судья почти минуту задумчиво глядел на Элен. Затем пожал плечами.
– Да очень просто. В то время я был навиром, это что-то вроде выездного судьи, который с отрядом судебных гвардейцев разъезжает по провинциям королевства, проводя суды и вынося приговоры там, где нет постоянного представительства Судебной палаты.
– Что-то вроде того что вы делали в караване?
– Что-то вроде. Только в караване у меня под рукой не было отряда рослых широкоплечих хмурых гвардейцев, готовых по одному моему жесту броситься в яростный бой с любыми врагами закона и порядка. Как ты понимаешь, присутствие молчаливых безжалостных гвардейцев с их обязательным мрачным лейтенантом придает правосудию необходимую ему весомость и доходчивость.
– Овеществленная угроза насилия – очень доходчивый довод, – сумничала девочка.
– Вот именно, – усмехнулся судья. – Нас вызвал в Горячие камни один из тамошних купцов. У него сгорел амбар с сотней отрезов дорогой канторойской шерсти и он обвинял в этом соседа и требовал с него возмещения убытков. Поскольку дело не касалось дьявола и купец не доверял святым отцам в денежных вопросах, он потребовал "королевского правосудия". Я приехал с отрядом гвардейцев и занялся этим делом. Я никуда не торопился и устроил основательное разбирательство. К тому же в те времена я еще питал некоторые иллюзии по поводу того что могу сделать этот мир лучше… Язвить будешь?
Элен отрицательно покачала головой.
– … и потому изо всех сил пытался в каждом вопросе докопаться до правды. Разбираясь со сгоревшей шерстью, выясняя возможные мотивы поджога, беседуя с жителями Горячих камней, я между делом узнал и о рыбаке, убившем своего сына. Я начал выяснять детали, узнал что рыбак сейчас лежит в "святом мешке", а святые отцы решают как с ним поступить. Тогда я потребовал Галкута себе, заявив что раз он убил королевского подданного, то это дело Судебной палаты разбираться с ним. Владыки естественно протестовали и возмущались, особенно, как ты понимаешь, неистовствовал Кундай, заявлявший что я вмешиваюсь во внутренние дела общины. Он с пеной у рта доказывал мне, что это не моё дело, что Его Величество Данбоар Сведущий, прапрадед нынешнего короля, своим высочайшим повелением утвердил и гарантировал свободу вероисповедания для всех жителей Агрона и закрепил в законе обязательство невмешательства государства во внутренние дела любой из церквей. Но я быстро привел его в чувство, сказав что могу забрать его с собой в Акануран, где он тихонько посидит в Доме Ронга и подождет пока судьи высших рангов решат к чьей юрисдикции относится умышленное убийство гражданина Агрона. После этого он быстро поменял свое мнение и Галкута отдали моим гвардейцам. Он долго не хотел со мной разговаривать, не потому что плохо относился ко мне или что-то в этом роде, а просто его абсолютно ничего не интересовало. Это был по сути живой мертвец с совершенно пустыми глазами, от которого невозможно было добиться никаких эмоций. Но это дело занимало меня всё больше и я начал долго и нудно допрашивать всех кто хоть как-то был с ним связан. И постепенно передо мной возникла, как я считаю, полная и истинная картина произошедшего. О всех своих выводах и умозаключениях я сообщал Галкуту. Он по-прежнему не произносил ни слова, но я видел что он прислушивается к тому что я говорю. Я подробно рассказал ему обо всех случаях, когда его сын якобы наводил порчу на людей и животных и становился причиной разных несчастий. Конечно он слышал часть этих грязных слухов, но определенно не все. Я объяснил ему как всё это началось. В самый первый раз, когда собака покусала девочку, по чистой случайности Майрет находился неподалеку. И также по чистой случайности, совершенно между делом, мать девочки сообщила об этом старшему владыке, никак тогда еще не предполагая обвинять мальчика в каких-то дьявольских кознях. Но Кундая её слова видимо навели на определенные мысли и после этого Майрета принялись обвинять чуть ли не во всех несчастиях общины. Его всякий раз видели там где происходила какая-то неприятность или даже трагедия. И как оказалось со всеми такими свидетелями предварительно беседовал старший владыка. Люди легко внушаемы, особенно такие как иегоны и особенно дети, а многие из тех кто говорил о Майрете были именно дети, обработанные и родителями и владыкой. Я рассказал Галкуту, что по словам очевидцев, Нани денно и нощно молилась в церкви или исповедовалась старшему владыке. Как она пыталась убедить сына отринуть дьявола и вернуться к богу. Мальчик естественно не понимал чего от него хочет мать, но её яростный напор тревожил и пугал его. И также я рассказал ему что Нани призналась мне, что в ту ночь когда Майрет якобы выпотрошил свинью, проводя свой жуткий дьявольский ритуал, она напоила его каким-то лечебным зельем полученным ею от старшего владыки. После этого Галкут наконец заговорил со мной.
Судья замолчал.
– И что дальше? – Тут же спросила Элен, сгорая от любопытства.
– Ничего. Он подробно рассказал как всё это случилось, всё что он знал и всё о чем догадывался. Через несколько дней я закончил дело с купцом и уехал, забрав Галкута с собой. А затем, по дороге в Акануран, отпустил его на все четыре стороны.
– Отпустили? – С сомнением проговорила девочка.
– Что, разве я лгу? – Улыбнулся Мастон Лург.
– Нет, – серьезно ответила Элен. – Но как же вы объяснили это остальным? Ведь его считали убийцей сына. Или вы всем рассказали какой злодей этот Кундай и оправдали Галкута?