Девочка и пёс
Шрифт:
– Ты не можешь начинать говорить первой, – глухо произнес Сойвин, – только после того как к тебе обратятся. Ты не можешь сидеть за одним столом со мной и с любым другим свободным жителем Гроанбурга. Не советую пытаться сбежать. Во-первых, из города тебе не выбраться и любой, кто встретит тебя, сделает с тобой все что угодно. Во-вторых, даже если бы ты каким-то чудом выбралась из города, вокруг в лесах наши люди. Тебя непременно поймают. И обязательно накажут, а также убьют несколько человек из твоего каравана, начнут с самых бесполезных для нас. Когда я буду уходить, я буду запирать тебя в подвале. Там сыро, холодно и полно маланутов. Когда я буду здесь, ты будешь готовить, стирать и убирать дом.
Он замолчал и устало
– Ты поэтому прикрывал меня в бою, чтобы я готовила тебе и стирала? – Спросила девушка, сама удивляясь как она смеет так говорить с ним. Но что-то в его взгляде, когда он приставил кинжал к ее шее, не давало ей покоя.
– Я прикрывал тебя, потому что я хотел чтобы ты осталась жива, – спокойно ответил Сойвин.
– Будешь меня трахать? – Задала она наконец мучивший ее вопрос, буквально вытолкнув из себя последнее слово.
Разбойник повернул голову и посмотрел на девушку. Зачем он пытается помочь ей? Он ведь твердо решил, что с прошлым покончено, покончено с глупым молодым лейтенантом Сойвином, не способным понять, что миром правят люди без чести и совести и только сила имеет значение. Тогда зачем, и почему именно ей? Были ведь и другие пленники, мужчины и женщины, обреченные на издевательства и смерть, ради которых он и палец о палец не ударил и не собирался этого делать. Только потому что она очень нравилась ему? Внешне. Ведь он не знает что она за человек, может быть она злобная коварная стерва. Он почувствовал влечение, взыграло либидо и вот он уже ищет пути сблизиться с ней. Как глупо и пошло. Ну так что, Сойвин, будешь ее трахать, спросил он себя. Но он знал что не будет. Он грабитель, убийца, подонок и ни в коем случае не собирался раскаиваться в этом или пытаться хоть как-то искупить это. Теперь он уже отлично знал что всем друг на друга наплевать в этом мире. Ну что ж прекрасно, ему тоже на все плевать, он будет жить ради себя и будет руководствоваться лишь своими желаниями. Она понравилась ему, стройная, кареглазая, с бархатной кожей и у него появилось желание помочь ей. Отлично. Он идет навстречу своему желанию. Но ему была противна мысль о сексуальном насилии над женщиной, для него это было омерзительно и недопустимо. Каким бы негодяем он не был. Замечательно. Он пойдет навстречу и этому.
И он коротко ответил:
– Нет.
Тайвира внимательно смотрела на молодого мужчину. Это простое и лаконичное «нет» почему-то прозвучало для нее очень убедительно. Он прикрыл ее в сражении, вытащил из лап Хишена и теперь отказывается от возможности воспользоваться плодами своих трудов. Но может она просто льстит себе, что если она просто не нравится ему внешне. Однако она достаточно знала мужчин и была уверена, что в своем стремлении удовлетворить свою похоть они не очень разборчивы, "к тому же", подумала она с некоторым легким раздражением, "не настолько уж я не привлекательна, чтобы мной побрезговал какой-то разбойник". Но тогда зачем он это делает, что, она должна поверить что он помогает ей из какого-то внутреннего благородства? Ну тогда почему именно ей, тут же возник вопрос, и внутренний голос тут же с готовностью предложил ответ: потому что она нравится ему. Это было глупо. Наверно.
– Его звали Самал, – сказала она. – Того парня из «Бонры», которого зарубил ваш главарь там на площади.
Сойвин выпрямился и повернулся лицом к девушке.
– Мне наплевать как его звали, – сказал он.
– Я знаю, – спокойно произнесла Тайвира. – Всем наплевать. Кроме его младшей сестры, оставшейся в Акануране. Больше у него никого не было из родных. Ее зовут Рута и она работает кухаркой в ресторане «Бриг».
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Самал, как и его сестра, тоже прекрасно умел готовить. Особенно ему удавались чёлики, знаешь такие кусочки говядины, обжаренные с гречкой в особом подливе.
– Он был твоим парнем?
Девушка
– Нет, он просто был человеком, которого я знала.
– Не пойму, ты что пытаешься вызвать у меня чувство вины? Напрасный труд.
Девушка оттолкнулась от косяка и начала приближаться к разбойнику.
– А меня зовут Тайвира. У меня есть отец Каншуви и старший брат Ролби, он служит в королевском военном флоте. Мне двадцать пять лет, у меня есть любимая кобыла Канза. Мне подарил ее отец на двадцатилетие. Я очень люблю севелонские яблоки и тенгордские орехи. В детстве я упала с лошади и повредила спину, и потом очень долго висела на перекладине чтобы вытянуть позвоночник. У меня карие глаза, точь-в-точь как у моей матери. Она умерла от зеленой лихорадки. Я болела бузумом, но выжила, но иногда у меня сводит левую ногу судорогой. На столике возле моей постели стоит фарфоровая фигурка Святой Алоды. На левом плече у меня большой шрам, на меня напал шошиг. Я знаю что тебе наплевать, но я хочу чтобы ты знал все это, когда ваш главарь будет убивать меня на твоих глазах.
Девушка застыла перед разбойником, не отрывая взора от его зеленых глаз.
– Хорошо, – медленно произнес Сойвин, смотря на свою пленницу сверху вниз, – я постараюсь запомнить все что ты сказала.
После этого он отошел от девушки, чувствуя что внутри него разрастается тревога и смятение.
Сойвин подошел к стене, взял с полки широкое блюдо и поставил его на стол.
– Посмотрим чем вы питаетесь, – сказал он чтобы хоть что-то сказать и наклонился за мешком из обоза.
37.
Карета остановилась. Элен Акари открыла глаза. Она немного задремала после последнего разговора с судьей. Чувствовала она себя уставшей. Тело затекло, постоянная тряска и неудобное положение не позволили хорошо отоспаться. Кроме того очень хотелось есть.
Она села, спустив ноги на пол.
– Приехали? – Спросила она, потирая заспанные глаза.
Судья отодвинул плотную темную занавеску и посмотрел в окно. В салон экипажа пролился утренний свет.
– Вроде да.
Он открыл дверцу и вышел наружу. Элен тут же подобралась. Она, конечно, помнила что ее вещи, в том числе и юнипад, в который был встроен пеленгатор, находились в ящике под скамейкой Мастона Лурга. Пеленгатор был отключен. За ненадобностью он был переведен в экономичный режим и включался только по специальной команде. Но судья не дал ей ни одного шанса. Он распахнул дверцу шире и глядя на девочку, сказал:
– Обувайся и выходи. Разомнешься немного.
Это прозвучало как приказ, но Элен не обратила на это особого внимания. Она надела свои астроботинки фирмы «Млечный путь» («Любое снаряжение для любых путешествий. Мы всегда с вами.», припомнила она девиз компании), скрепила липучки и вышла из кареты.
Действительно было приятно просто подвигаться, распрямиться и походить.
Они находились на широком тракте. Справа по движению кареты на дорогу наступал лес состоящий в основном из высоких деревьев с голыми стволами в две трети своей высоты и очень раскидистой кроной с длинными, узкими, красно-желтыми листьями в оставшейся верхней трети. Слева раскинулась открытая холмистая равнина, покрытая все той же красно-коричневой с золотыми прожилками травой и удивительными растениями, напоминающими раскрытые зонтики.
– Смотри, – сказал судья.
Элен поглядела в указанном направлении. От тракта прямо в лес сворачивала узкая неровная дорога. Там где она соединялась с основным трактом в землю был врыт столб, к которому была прибита некогда зеленая, а сейчас уже порядком выцветшая доска с еле читаемой надписью: «Гроанбургский хутор». Сверху столб был немного заострен и на верхушке торчал человеческий череп, глазницы которого были завязаны ветхой черной тряпицей.
– И что это значит?
– Ты о черепе?