Девочка, испившая Луну

Барнхилл Келли

Воздух в комнате словно потяжелел. Ксан откашлялась, завершая последнюю линию тринадцати пятиконечных звёзд. Даже Глерк, которого обычно всё это не трогало, казалось, сходил с ума от подкатившей к горлу тошноты.

– А что будет с тобой? – спросил Глерк. – Это остановит то, что вытягивает из тебя магию?

Ксан только весело пожала плечами.

– Что ж, я полагаю, это будет постепенно замедляться, - она поджала губы. – Возможно, пойдёт по маленьким кусочком… Ну, а когда ей наконец-то исполнится тринадцать, всё сразу вытечет. Уйдёт. Больше никакой магии! И я окажусь самым настоящим пустым сосудом, и ничего не

будет, что заставит эти кости немного держаться кучи. А потом я отойду, - голос Ксан казался тихим и гладким, будто бы поверхность болота, и таким же прекрасным, как и оно. Глерк ощутил боль в груди, и Ксан попыталась улыбнуться. – Тем не менее, если б у меня был выбор – оставить её сиротой и научить чему-то… Мне кажется, надо правильно воспитать её. Подготовить. И лучше, когда всё уходит сразу, а не вытекает по капле, как то было с несчастным Зосимом.

– Смерть всегда внезапна, - промолвил Глерк, чувствуя, как сильно рвутся на свободу слёзы. – Даже если это на самом деле не так, - ему хотелось обхватить Ксан своими тремя, четырьмя лапами, но он знал, что ведьма не устоит, поэтому только поближе подтянул к себе Луну, когда Ксан взялась распутывать волшебный кокон. Маленькая девочка бормотала что-то себе под нос, прижималась сладко во сне к его холодной и влажной груди. Волосы её сверкали, как чёрные небеса, а сон казался невообразимо глубоким. Глерк посмотрел на фигуру на земле – для него всё ещё был открыт проход, чтобы пройти с девочкой. А после того, как Луна окажется на месте, а Глерк покинет меловой круг, Ксан завершит его и начнёт плести своё заклинание.

Но он колебался.

– Ты уверена, Ксан? – спросил он. – Ты абсолютно уверена в том, что делаешь?

– Да. Если я всё правильно сделаю, предполагаю, магия проснётся на её тринадцатый день рождения. Разумеется, точного дня мы не знаем, но можем предположить. Именно тогда она станет ведьмой. И именно тогда я отойду в мир иной. Хватит. Я и так уже пережила всех, кого только можно, и длительность моей жизни становится абсолютно неразумной. Мне хотелось бы, чтобы всё стало на свои места. Ну, вперёд. Давай приступим!

Внезапно почувствовался запах молока, потом – свежевыпеченного хлеба, а после примешалось к нему множество ароматов – и острые специи, и кожура яблок, и даже влажные волосы. А после внезапно запахло мыльной кожей, а потом – свежим горным бассейном… И примешалось что-то новое, какой-то тёмный, странный землистый запах.

И Луна закричала, правда, всего лишь один-единственный раз.

Глерк почувствовал, как в его сердце словно появилась глубокая и страшная трещина, тонкая, будто бы эту линию просто провели карандашом, но какая же болезненная! Он прижал все четыре собственные руки к груди, пытаясь удержать его и не дать вырваться на свободу.

Глава 12. В которой ребёнок узнает о Буге

Нет, дитя моё! Ведьмин дом – это совсем даже не болото! Как вообще можно было подобное сказать! Все хорошие вещи происходят именно на болоте! А где ещё мы собираем стебли Зирина, и цветы Зирина, и луковицы Зирина? Где б ещё мне найти камыши, и находила бы всё это, что так охотно ты ешь – эта рыба для твоего обеда, утиные яйца и даже жабья икра на завтрак? И, к тому же, если б не было Буга, твои родители никогда не нашли бы работу, и ты голодал бы всю

свою жизнь!

К тому же, живи колдунья на болотах, мы бы обязательно столкнулись…

Ну нет же! Разумеется, весь Буг никому не обойти… И мне тоже! Ведь Буг охватывает добрую половину мира, а вторую занимает лес. Все прекрасно об этом знает.

Но если бы ведьма жила там, в болоте, то мне бы повстречались следы её проклятых стоп. И удалось бы услыхать шёпот её имени от камышей. Живи ведьма в болоте, оно бы выкашляло её, равно как умирающий выкашливает собственную жизнь!

И, к тому же, Буг нас любит… И всегда любил! Ведь мир был создан именно из болота. Каждая гора, каждое дерево, каждая скала и каждый дверь, даже каждое насекомое. Да что там – сам ветер родился на болоте!

О, конечно, ты прекрасно знаешь эту историю. Да все хорошо её знают!

Пусть. Я скажу, если тебе надо услышать об этом ещё раз.

…Изначально был только Буг – болото и Буг. Никаких людей. Никакой рыбы. Ни единой птички, ни единого зверя, ни горы, ни дерева, ни кусочка небес.

Болото было всем – и всё было болотом.

Всё зло бежало из болота из одной реальности в другую. Оно изгибалось и плясало во времени. Не было ни слов, ни учения, ни музыки, ни поэзии, ни даже мысли! Только дышал Буг, огромное и чуждое болото, и содрогался, и постоянно сопровождал его тихую песню бесконечный шорох камыша.

Но Буг был поразительно одинок. Ему хотелось получить зоркие глаза, с помощью которых он мог бы увидать весь этот мир. Ему хотелось обладать сильной, могучей спиной, что переносила бы его с места на место. Ему хотелось иметь ноги, чтобы ходить, и руки, чтобы касаться ко всему, а ещё хотелось иметь рот, чтобы суметь спеть настоящую песенку.

И именно потому Буг создал Чудище: огромного зверя, что вышел из болота на своих сильных ногах. Чудище было Бугом, и Буг был чудищем. Чудище любило Буг, и Буг любил чудище, равно как человек любит своё отражение в тихой воде застоявшегося пруда, и смотрел на него с такой же нежностью. Он чувствовал, как любовь буквально лилась на свободу. И чудищу хотелось получить слова, чтобы объяснить свои чувства.

Так появились слова.

А ещё Чудищу захотелось, чтобы слова подходили друг другу по значению и по звучанию. Он раскрыл рот – и сотворил первое стихотворение.

– Круглый и жёлтый, жёлтый и круглый… - пробормотало чудище, и родилось солнце, зависнув у них над головой.

– Синий, белый, чёрный, серый, на рассвете – цвета взрыв! – пропело чудище, и родилось небо.

– Скрип и зелень, шелест, шёпот, зелень, радость, радость, зелень… - пело чудище, и появились леса.

Всё, что ты видишь, всё, что ты знаешь, сотворило болото. Болото любит нас, а мы любим его.