Девочка, испившая Луну

Барнхилл Келли

У Вина был ключ на поясе – целая связка! Ещё один шаг в их плане.

– Не хочу отнимать время, так что оставляю тех, кто готов. Остальным я говор. Спасибо. Я была счастлива быть сестрою вашей.

Эсин вышла из комнаты, и девять сестёр шагали за нею. Она коротко кивнула Вину, и он быстро закрыл дверь и намотал цепь вокруг ручки в тугой узел, а потом навесил на него замок. Он вложил ключ в руку Эсин, и она нежно сжала его пальцы.

– Послушник?

– В рукописной комнате. Они не закончат до ужина свою работу. Я запер дверь, но они об

этом даже не догадались.

Эсин кивнула.

– Хорошо. Мне бы не хотелось их пугать. Я с ними поговорю. Но сначала надо освободить заключённых. Башня призвана учить, а не быть тираном. Сегодня мы откроем двери.

– Даже в библиотеку? – с надеждой спросил вин.

– Особенно в библиотеку. Знание – это сила, но эту страшную силу когда-то накопили и скрыли от нас, - она схватила Вина за руку и поспешила в башню, открывая все двери.

Матерей погибших детей Протектората осаждали видения. День уже прошёл, как старшая сестра ушла в лес – и никто не знал, что случилось. Они чувствовали, что поднимался туман. И их разум увидел много невозможного.

Ребёнок в руках старушки.

Ребёнок, что ест звёзды.

Ребёнок в руках чужой женщины. Женщины, которую он называет мамой.

– Это просто сны, - раз за разом повторяли матери. Люди в Протекторате привыкли к снам. Туман сам оставлял их в подобном состоянии. Они печалились во снах, они печалились, просыпаясь. Ничего нового.

Но теперь туман поднимался. И это были не сны. Видения.

Ребёнок с новыми братьями и сёстрами. Они его любят, так сильно любят! И он сияет, когда они рядом.

Ребёнок делает свой первый шаг. О, какая красота! Как сияет!

Ребёнок забирается на дерево.

Прыгает с высокой скалы в глубокий бассейн в компании ликующих друзей.

Ребёнок учится читать.

Ребёнок строит дом.

Ребёнок держит за руку любимого и признаётся в чувствах.

Такие реальные видения! Такие ясные! Словно почувствовался тёплый аромат детских головок, их мягкое тело, их нежные голоса… Они выкрикивали имена своих детей, и потеря была столь же острой, что и несколько десятилетий назад.

Но облака раскалывались, становилось ясным небо, и они чувствовали ещё что-то. То, чего прежде не было.

А вот дитя держит своё собственное на руках. Внука. Вот – и никогда не отдаст того ребёнка.

Надежда. Они чувствовали надежду.

Ребёнок в кругу своих друзей. Он смеётся. Он любит свою жизнь.

Радость. Они чувствовали радость.

А вот ребёнок сжимает руку супруга своего и смотрит на звёзды. Понятия не имеет, где его мать. Он никогда не знал другой, кроме той, что есть у него.

Матери останавливались и бросали все дела. Они выбегали на улицы. Они падали на колени и поворачивались лицом к небесам. Это всего лишь образы, всего лишь выдумка... Просто мечты. Это не может быть реальным.

Но всё же.

Как же реальными они все были!

Однажды семьи отдали Совету власть – и свои детей колдунью. Они сделали это ради спасения

Протектората. Они отправляли детей на смерть. И дети были мертвы.

А если нет?

И чем больше они надеялись, тем больше спрашивали себя об этом. Чем больше спрашивали, тем сильнее становилось пламя веры, и облако печали поднялось, поплыло вперёд и сгорело на фоне светлеющего неба.

– Не хочу показаться грубым, Великий старейшина Герланд, - прохрипел Старейшина Распин. Он был очень стар, настолько, что Герланд поражался, как он всё ещё стоял на ногах. – Но факт остаётся фактом. Это всё твоя вина.

Сбор в передней части башни начался всего с нескольких граждан с плакатами, но превратился в огромную толпу с криками, песнями и прочими злодеяниями. Старейшины, увидев это, отступили в дом Великого, закрыли окна и двери.

Теперь Великий Старейшина сидел в своём любимом кресле и смотрел на соотечественников.

– Моя вина? – голос его был тих. Горничные, повара, помощники поваров, кондитеров убежали, а это означало, что не будет никакой еды, а живот его оставался совершенно пуст. – Моя вина? – он на мгновение умолк. – Ну что ж. Почему?

Распин закашлялся, так, словно был готов прямо здесь обратиться в прах. Старейшина Гвинот попытался продолжить.

– В этом подстрекательстве замешана твоя семья. Они зажгли чернь!

– Чернь проснулась прежде, чем они до неё добрались! – вспылил Герланд. – Я обрёк её ребёнка. А после того, как ребёнок окажется в лесу, она станет горевать – и всё вернётся в нормальное русло.

– Ты видел, что происходит там? – наседал старейшина Либшиг. – Этот… солнечный свет! И, кажется, он впервые за долгие годы разбудил народ!

– И знаки! Кто мог нарисовать их на земле? – ворчал старейшина Ойрик. – Не мои люди. Они б не посмели. В любом случае, я предусмотрительно спрятал краску. Хоть один из нас думает головой!

– И где сестра Игнатия? – стонал Старейшина Доррит. – Самое подходящее время исчезнуть! И почему сестры не разрушили это в зародыше?

– Этот мальчик… Он с самого начала приносил неприятности! Нам следовало ещё тогда с ним разобраться!
– заявил Распин.

– Прошу прощения… - оборвал их Великий Старейшина.

– Мы все знали, что рано или поздно этот мальчик станет проблемой. И вот, посмотрите только – он ею стал!

– Да послушайте себя! – вспылил Великий Старейшина. – Сборище взрослых мужчин! И вы ноете, как младенцы! Тут не о чем беспокоиться. Да, чернь временно возмущена, но это временно! И старшей сестры нет, но тоже временно! А мой племянник показал себя с плохой стороны, но и это временно! Дорога – единственный безопасный путь. Он в опасности. И он умрёт! – Великий Старейшина замер и попытался спрятать печаль глубоко в своём сердце. Срыть её. Он распахнул глаза и посмотрел на старейшин так решительно… - И, мои милые братья, когда всё это случится, та жизнь, которую мы знали, вернётся. Это так же точно, как земля под ногами…