Девочка из Ленинграда
Шрифт:
Но оно-то как раз и послужило поводом для привода ее в комендатуру.
Сначала задержали два патрульных немца. Обыскали — нашли бутылку.
— О, Фриц, шнапс! — воскликнул тот, что обыскивал.
Рая нарочито весело рассмеялась. И хотя не без запинок, но довольно толково объяснила фрицам на немецком языке, что это никакой не шнапс, а лекарство, которое она несет бабушке. И она очень и очень просит господ офицеров (хотя это были самые рядовые фрицы) не задерживать ее.
Немец откупорил бутылку, понюхал и хотел разбить о мостовую.
Его руку перехватил другой — пожилой, усатый.
— Оставь, Курт! Пусть идет.
Рая выхватила бутылку у патрульного и побежала.
Она уже миновала центр города, как наткнулась на полицая.
— Стой! — крикнул тот.
Она, конечно, сумела бы увернуться, но полицай мог выстрелить в спину: такое не раз бывало.
— Куда идешь?
— Дядечка, я за лекарством бабушке ходила, — ответила Рая и, не дожидаясь обыска, достала из-за пазухи бутылку с отваром.
Полицай схватил бутылку, тряхнул ею. Злорадно улыбнулся:
— Ловко придумала! Таким лекарством на той неделе склады спалили! — Он схватил девочку за шиворот. — А ну, марш со мной!
— Дядечка, ей-богу, это лекарство! Отвар!
— Там в комендатуре разберутся!
Через несколько минут полицай ввел Раю во двор, уставленный машинами, мотоциклами. У стены, на привязи, немецкие овчарки.
Полицай втолкнул девочку в помещение и повел по длинному узкому коридору. За дверью одной из комнат Рая услышала немецкую брань, какие-то глухие удары и стон. «Допрашивают задержанных!» — догадалась она и почувствовала, как сжалось от страха сердце.
В конце коридора полицай втолкнул Раю в небольшую комнату. В ней за голым столом, на котором стоял лишь телефон, сидел дежурный капрал. Он сонливо посмотрел на Раю, потом вопросительно уставился на полицая. Тот, запинаясь и мешая немецкие, русские и кабардинские слова, объяснил, что задержал вот эту русскую с подозрительной жидкостью. Полицай тряхнул бутылкой.
— Айн момент! — сказал капрал и скрылся за дверью другой комнаты.
Скоро он вышел оттуда и, придерживая обитую войлоком дверь, крикнул полицаю:
— Битте!
Полицай втолкнул Раю.
За столом, накрытым зеленым сукном, сидел офицер с Железным крестом на мундире. Взглянув на задержанную, он недовольно поморщился, коротко бросил капралу: «Переводчика» — и снова уткнулся в бумаги.
Наступила томительная пауза.
Рая оглядела комнату. Она была большой, светлой. В простенке, между плотно зашторенными тяжелыми гардинами окон, висел в позолоченной раме портрет Гитлера. Фюрер был в простой солдатской шинели без погон и в картузе без кокарды. Его крупные, слегка деформированные и смещенные черты лица — что безуспешно маскировалось усами и челкой — казались вялыми, как это бывает после приступа у людей, страдающих истерией. И только глаза — крупные и чуть выпученные, — как бы все еще храня след взрыва бесноватого характера фюрера, недоверчиво косили.
На стенах висели карты Советского Союза, Кавказа, план Нальчика.
Рая повела глазами на полицейского: тот замер в стойке «смирно», держа в левой руке бутылку с отваром.
Кто-то вошел, щелкнул каблуками, проговорил на немецком языке:
— Имею честь… По вашему приказанию…
Рая узнала голос Слепцова.
— Допросить! — не отрываясь от бумаг, приказал офицер, кивком показывая на Раю.
Слепцов шагнул к столу и, узнав Раю, изумленно уставился на нее.
Рая ждала, что он сейчас повернется к офицеру и скажет, что произошла ошибка, что девочку эту он знает. Но Слепцов, покосившись на бутылку в руках полицая, строго сдвинул белесые брови, спросил стража порядка, где, как и при каких обстоятельствах он задержал русскую.
Когда полицай ответил, переводчик повернулся к Рае и так же строго потребовал рассказать, кто она и что за жидкость в бутылке.
Рая презрительно посмотрела в бесцветные глаза Слепцова. «Какой же ты жалкий трус и шкурник!» — мысленно произнесла она, резко отвернулась от переводчика и обратилась к офицеру на немецком языке:
— Господин начальник! Полицейский ошибся. Это не зажигательная жидкость, это лекарство!
Офицер вскинул голову, брови его удивленно взлетели на лоб.
— О, я слышу прекрасную немецкую речь! — Он повел рукой, как бы отстраняя Слепцова от допроса, откинулся на спинку кресла. — Слушаю.
Рая прижала кулачки к груди и всем корпусом подалась к столу.
— Понимаете… У меня тяжело болеет бабушка. Ей очень и очень плохо. Это лекарство я несу ей. Не задерживайте меня, господин начальник, отпустите. Мне надо торопиться.
Но господин начальник не торопился. Сложив руки на животе, он вертел большими пальцами, посматривая на девочку из-под тяжелых век.
— Господин начальник! Бабушка может умереть, если не принесу ей сейчас же!
— А что это за лекарство?
— Это… Это… — Рая никак не могла найти немецкое слово, обозначающее «отвар». Она растерянно смотрела то на офицера, то на Слепцова. Заметив, как насторожился фашист и как каменно-непроницаемым стало лицо Слепцова, Рая в отчаянии крикнула: — Не верите?
Она бросилась к полицаю, выхватила у него из рук бутылку, вырвала пробку и сделала несколько крупных глотков…
Это произошло так неожиданно, что сначала все остолбенели. Затем офицер беззвучно затрясся всем своим грузным телом, затянутым в мундир, и громко рассмеялся. Слепцов и полицейский, совершенно обескураженные, хлопали глазами и, видимо, чтобы поддержать начальника, тоже заулыбались.
Офицер вышел из-за стола, взял у Раи бутылку.
— Я дольжон па-авторить эксперимент, чтоб быть уверен! — Он ткнул горлышко бутылки в губы полицая.
Тот послушно открыл рот. Офицер опрокинул бутылку: светло-коричневая жидкость полилась, забулькала. Полицай не успевал глотать, захлебывался, задыхался. Отвар лился ему за ворот, обливал гимнастерку, полушубок…
Рая с ужасом смотрела, как убывает в бутылке. Вот уже в ней осталось меньше половины. Девочка бросилась к офицеру:
— Господин начальник! Оставьте бабушке!.. Бабушка умрет… — Она протянула руку к бутылке.
Офицер ударил ее по руке.
— Болван! Идиот! — рявкнул он на полицейского, когда бутылка стала пустой. — Вон!