Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф
Шрифт:
Направлялись все к большому старинному дому на площади Биргер-Ярлс-торг. (Дядя объяснил нам, что это роскошный дворец Росенхане, построенный в эпоху нашего величия, а теперь принадлежащий масонам.)
Перед домом толпился народ, но мы протиснулись к наружной лесенке, которая вела к узкой входной двери. У лестницы нам пришлось остановиться, потому что на ней было полно людей. Дядя достал часы и сказал, что пришли мы слишком рано, надобно немного подождать, пока откроют.
Он велел нам держаться подле него и не допускать, чтобы нас оттеснили от лестницы. Тетя испугалась этакой толкотни и шепнула дяде, что опасается,
— Думаю, лучше нам отказаться от этой затеи и пойти домой, — сказала она, — здесь же сплошь одни только торговки с Мункбру, портовые бродяги да гвардейцы.
— Да, конечно, ты права, масоны тут сплошь диковинные, — отвечал дядя. — Но раз уж мы потрудились прийти, надо потерпеть. Осталось минут пять, не больше.
И очень хорошо, что мы остались, ведь в этот миг появился высокий господин в мундире и треугольной шляпе, в сопровождении еще нескольких господ, тоже в мундирах. Бодрым шагом он прямо сквозь густую толпу прошагал к лестнице, и все безропотно перед ним расступались.
— Смотрите, это принц Август! — шепнула нам тетя. — Он как раз поднялся по лестнице, вам его видно?
Я видела принца очень хорошо, потому что он стоял аккурат надо мной, но его наружность мне не понравилась. Лицо большое, грубое, землисто-бледное, словно у больного. Никогда не думала, что принц может быть таким некрасивым.
Дверь масонского дома по-прежнему была закрыта, принцу Августу пришлось ждать, как и всем нам, и вдруг он заметил дядю Уриэля, который стоял внизу, со шляпой в руке.
— A-а, Уриэль, здравствуй-здравствуй! — воскликнул он, да так громко, что все услышали, и наклонился похлопать дядю по плечу. — Как поживаешь? — продолжал он, чрезвычайно учтиво и любезно, что поневоле вызывало к нему симпатию.
Дядя хотел ответить, но тут дверь отворилась, и принц исчез. Дверь снова закрылась. Мы думали, теперь впустят и нас, однако пришлось снова ждать.
Во всяком случае, замечательно, что я увидела вблизи одну из королевских особ. Тетушка Ловиса наверняка удивится, услышав, что принц узнал дядю и назвал его по имени.
Наконец двери открылись, и народ принялся отчаянно толкаться, пробиваясь к лестнице. Труднее всего было попасть на нижнюю ступеньку, дальше все пошло само собою. Шагать было незачем, задние пропихивали тебя вперед. Тетя явно боялась, дядя тихонько чертыхался, но нас, детей, все это забавляло. Таким манером мы добрались-таки до входа, но аккурат когда настал наш черед переступить порог, дверь опять захлопнулась. Почему? Да потому, что уже многих впустили, надо подождать, пока они выйдут. Ладно, будем ждать.
Скоро дверь открылась — чтобы выпустить тех, кто уже побывал внутри. Как им выходить, никто понять не мог, однако ж ничего другого не придумаешь. Все ворчали и бранились, оттого что их толкали и наступали на ноги. Тут дядя сказал, что, коли так будет продолжаться, он станет тоненьким, как ломтик маринованного огурца. Поскольку же дядя — человек весьма упитанный, все вокруг засмеялись и вроде как чуточку подобрели.
В конце концов все вышли, теперь войдем мы. Сзади напирали, а нам, детям, не терпелось поскорей очутиться внутри. Но тут какой-то рослый матрос вскричал «эх!» и подхватил меня на руки, второй подхватил Элин, а третий — Аллана, и не успели мы оглянуться, как оказались в парадной зале.
Прошли мы только до толстого черного шнура, натянутого от
Иной раз я такая глупая. Ожидала чего-то необыкновенного или таинственного, раз уж это масонское убранство, но ничего особенного не заметила. Тетя сразу сказала, что зала изумительно красивая, и она действительно так думала, потому что никогда не говорит того, чего не думает. Но как бы то ни было, она скоро устала смотреть, стоя перед шнуром, и спросила дядю, не пора ли нам домой.
Дядя согласился, что пора, и мы повернули к выходу. Сперва вышли в широкий коридор, где без труда пробрались сквозь толпу, но затем попали в коридор поуже и там застряли. Он был битком набит народом, который рвался внутрь, и нам, желавшим выйти, никто дорогу не уступал.
В этом коридоре нашелся служитель, и он сказал дяде, что сейчас нечего и пытаться выйти наружу. Посоветовал вернуться в парадную залу и немного подождать, мы так и сделали.
Возле черного шнура стояли несколько господ, и когда они увидели, что мы воротились, то подошли к дяде и поздоровались, а потом были представлены тете. Я толком не расслышала их имена, но они точно были звучные. Разговор пошел о том, как скверно, что образовалось такое стечение народу. Никто ничего подобного не предполагал, совершенно непонятно, каким образом народ обо всем проведал.
Тетя полюбопытствовала, отчего же они не закрыли двери, но господа сказали, что это невозможно. Снаружи стоят несколько тысяч человек, ждут возможности войти в масонский дом, и неизвестно, что они учинят, если им откажут в этом удовольствии.
Важные господа сочувствовали тете, которая не может выйти наружу, и один из них спросил, не желает ли она пройти дальше в залу, ведь там есть банкетки, где можно посидеть и отдохнуть. Они подозвали одного из служителей, и тот поднял толстый шнур перед тетей, дядей, Элин и Алланом. Но когда я хотела пройти следом, он опустил шнур, словно я не принадлежу к их компании. Однако ж один из важных господ поспешил сказать ему, что я — няня в семействе Афзелиус и меня тоже надо пропустить.
В столовой
(Нынче мне опять пришлось встать в семь, чтобы наконец-то успеть написать обо всем происшедшем в воскресенье. Я расположилась в столовой, потому что здесь никого нет.)
Дядя условился с одним из служителей, что тот скажет нам, когда появится возможность выйти на улицу. Но пока что служитель не появлялся, мы так и сидели в парадной масонской зале, ждали.
Было очень скучно, холодновато и уныло, но я все равно не могу взять в толк, отчего мне, пока я там сидела, стало так грустно. Я ведь поняла, важный господин правда решил, что я похожа на няню, в другое время я бы только посмеялась, но сейчас по-настоящему огорчилась. Подумала, как печально, что мы в Морбакке живем скудно и у меня нет таких красивых платьев, как у кузины Элин. Подумала, что папенька все время хворает, скоро умрет и тогда нам придется продать Морбакку. И что же тогда станется со всеми нами?