Шрифт:
1
Когда фашисты ворвались в Сталинград, каждый дом был превращён в крепость. Бывало, в первом этаже засядут враги, а со второго этажа их бьют наши. Ворвутся фашисты в прихожую,
Бились не только за каждую улицу и за каждый квартал, но за каждый дом, за каждую квартиру, за каждую комнату. Был приказ: «Не подпускать к Волге фашистов! Сталинград врагу не сдавать!»
Над городом висела пыль, смешанная с дымом. Рвались снаряды и бомбы, поднимая тучи земли, мусора, песка, штукатурки. Дома рушились, тряслись мостовые и тротуары, будто во время землетрясения. Днём было темно от гари, дыма и пыли, а ночью то и дело вспыхивали огни, и становилось светло от прожекторов, ракет и разрывов.
В один из таких тяжёлых дней сержанта Павлова вызвал командир полка. Командир сидел, склонившись над планом города. На плане были помечены одним цветом дома, занятые фашистами, и другим цветом - дома, которые оборонялись нашими. А между этими цветными крестиками на карте стоял дом, ничем не помеченный. На него-то и показал остриём карандаша командир полка.
– Разведайте, что происходит в этом четырехэтажном доме на Пензенской улице!
– сказал он сержанту Павлову.
Приказ был коротким, ясным и точным. Как всякий приказ. Но, прежде чем отдать этот приказ, командир многое обдумал и взвесил.
Нет большей опасности, чем идти в разведку, не зная, враг ли, друг ли ждёт тебя. А в четырёхэтажном доме, расположенном напротив командного пункта, была полная неизвестность: наши ли там или фашисты? Стрелять нельзя было, но в то же время каждая дверь могла таить за собой смерть, каждая половица могла взорваться, любая стена - обрушиться.
Кто, не боясь смерти, сумеет проверить этот дом, а потом, если удастся, взять на себя оборону этого дома и удержать его во что бы то ни стало?
Перед полковником стоял человек чуть ниже среднего роста, с виду не сильный, самый что ни на есть обычный. Полковник знал: получив приказание, сержант Павлов не будет задавать вопросов, а тут же повторит приказ и скажет: «Есть!»
Так оно и было.
– Есть разведать, что происходит в четырёхэтажном доме!
– ответил Павлов, взяв под козырёк.
Полковник поднялся, подошёл с сержантом к ступенькам, ведущим из командного пункта наверх; прощаясь с Павловым, крепко сжал его руки своими большими ладонями:
– Желаю удачи, Яков. Понятно?
– Понятно, товарищ полковник.
Лишних слов сержант. Павлов говорить не любил.
Через минуту Павлов полз по разбитому и вывороченному асфальту, точно медленно плыл в густой, тёмной воде. Было сумрачно и как бы туманно.
В пяти шагах от Павлова ползли трое солдат, которые вместе с ним отправились в разведку. Но они не видели своего командира - так плотно вечерние сумерки и дымный туман прикрывали разведчиков.
Их маскировочные халаты сливались с развороченной мостовой, закопчёнными тротуарами и дымно-серым
Так, скрытые темнотой, приползли разведчики к четырёхэтажному дому. Прислушались. Где-то за несколько кварталов отсюда хлопали выстрелы, а здесь была тишина.
Солдаты подползли к Павлову, и все вчетвером бесшумно спустились в подвал первого подъезда. Пролети здесь муха - можно было бы услышать шум её крыльев. Разведчики и двигались и дышали совершенно беззвучно.
Но - чу!
– в доме кто-то есть. За дверью подвальной квартиры Павлов услышал звук. Что это? Не то ветер в оконной раме свистит, не то стонет или сопит во сне человек…
Сержант поднял руку, и солдаты застыли, будто превратились в статуи.
Слегка пригнувшись, Павлов приложил ухо к двери. И тут он ясно услышал, что это не ветер, а человек, который чуть слышно мурлыкал себе под нос:
Баю-бай, Баю-бай! Испеку я каравай. Баю-бай, Баю-бай, Баю-бай!..Где-то невдалеке ухнуло, зашуршала осыпающаяся штукатурка, и снова стало слышно, как напевает женщина, укачивая ребёнка.
Колыбельная песенка? Здесь, в этом доме? Не почудилось ли?
Сержант взглянул в щёлочку и увидел женщину. Раскачиваясь из стороны в сторону, она напевала: «Баю-бай…»
«Похоже, что наша», - подумал Павлов.
Когда разведчики вошли в комнату, женщина вскрикнула, нагнулась над ребёнком, прикрыв его собой, но тут же подняла голову. На глазах у неё были слёзы:
– Наши! Родные мои!
– Тсс… - Павлов приложил палец к губам.
– Где они?
– Тут. Рядом. Во втором подъезде…
Ребёнок во сне застонал, и мать пригнулась к нему, укачивая и снова напевая.
– Баю-бай! Баю-бай… Спи, доченька. Спи, Светочка… - Потом женщина посмотрела на Павлова и на солдат и сказала шёпотом, протянув руку к стенке: - Фашисты там, в такой же вот нижней квартире. Боюсь выйти… Убьют…
– Сидите пока здесь!
– сказал Павлов женщине. Он поднял руку с автоматом и обернулся к своим товарищам:- За мной!
В это время девочка проснулась и огляделась с испугом. Павлов увидел большие светлые глаза. Уже на лестнице он услышал, как она плакала.
Женщине с ребёнком сержант в тот, момент ничего не сказал, но, может быть, подумал, что раз она боится, то никуда из этого подвала не уйдёт. «Вот разделаемся с фашистами, вернёмся в подвал и поможем женщине».
2
Павлов и его товарищи выползли из первого подъезда. Вокруг было тихо и темно. Но где-то совсем близко притаился враг.
Павлов не знал, сколько фашистов встретит его во втором подъезде. Но приказ командира он уже выполнил - выяснил, что один из подвалов этого дома занят врагом. Казалось, что теперь можно было бы отправиться назад и доложить полковнику о выполнении задания. И командир, склонившись над картой, поставил бы цветной крестик на квадрате, который изображал четырёхэтажный дом: «Дом занят врагом».