Девочка из Сталинграда
Шрифт:
– Мы дарим вам эти плоды в знак того, что наша родная школа научила нас не только грамоте, без чего человек в жизни слеп, но и труду, без чего человек в жизни как без рук. А ведь про многих учеников нашей школы говорят, что у них золотые руки. После войны земля вокруг нашей школы была так усеяна осколками снарядов, что их можно было сгребать лопатой. Теперь на этой сталинградской земле вырос сад. Я и мои товарищи на земле, отвоёванной кровью наших отцов, научились растить деревья, собирать плоды, перевязывать молодые стволы, удобрять землю. В этом году я кончаю школу и на всю жизнь останусь в саду: буду агрономом-садоводом…
Светлана слушала высокую девушку, и ей особенно понравились её слова о том, какое огромное счастье сознавать: это сделали мои руки. Человек, знающий труд, крепко, уверенно стоит на земле и не только знает мир вокруг, но живёт в нём хозяином, а не гостем: он по-хозяйски обращается с землёй, с металлом, с деревом - со всем, из чего можно добыть хлеб, построить дома, создать чудесные вещи для человека. Светлана держала двумя руками корзину с фруктами, слушала девушку-садовода и думала: «А я буду портнихой».
Уже несколько раз тётя Лена учила её из простого куска материи вырезывать, а потом сшивать разные красивые вещи. Светлане очень нравилась эта работа. Она и сама попробовала сшить передник для своей куклы, но передник этот получился как-то на один бок, и Светлана поняла, что ей ещё очень далеко до искусства тёти Лены. У той иголка в руках просто летала, как ласточка. Тётя Лена никогда не накалывала себе пальцы, и стежки при этом получались ровные, всё равно как простроченные на швейной машине. А какое платье было на тёте Лене! В нём её сразу и не узнать было.
– Это в честь твоего поступления в школу,- сказала тётя Лена Светлане.
Школа много радостей принесла Светлане, раскрыла перед ней сотни книг, в которых раньше она разве что могла рассматривать картинки. А теперь каждая книга - окно в новый, чудесный мир. В школе Светлана научилась сама читать письма, которые присылали ей бойцы и офицеры части полковника
Кубанова. Здесь же, в школе, она нашла своих лучших подруг среди девочек, которые и жили с ней вместе в детдоме и учились в одном классе. Горе у Светы - расскажет подруге, и легче на душе. Радость - «Давайте, девочки, споём!» И становится ещё веселее. А мальчики научили её костёр разжигать на ветру, строить шалаши, рыбу удить в Волге, ограду ставить вокруг новой школы.
Сюда-то, к новой, недавно отстроенной школе, и пришёл Павлов. Но ступеньки одной из наружных лестниц в этом восстановленном здании провалились, перил здесь совсем не было, огромные куски бетона были раскрошены в порошок. Однако это не были недоделки.
Часть этой школы оставили разрушенной в память Великой Отечественной войны. Ведь для того, чтобы всегда был мир, надо не забывать про войну.
К школе Павлов подошёл чуть позже полудня. Младшие классы первой смены кончили уроки, и теперь ребята, обгоняя друг друга, выбегали на улицу. Павлов остановил одну из девочек:
– Не знаешь, где мне найти Светлану?
Ему было неловко оттого, что он не знал фамилии девочки. И в детском доме, где он побывал утром, ему сказали только, что в этом году Света пошла в школу. Учится она в первом классе, а к доске учительница вызывает её просто так, по имени.
Сейчас Яков Федотович думал о том, что разыскать эту Светлану среди других Светлан будет не так-то легко. Но вышло всё не так, как думалось. Девочка, которую он спросил о Свете, сказала:
– Вам Свету, у которой нет фамилии? Да?.. А вот она прыгает через ступеньки. Видите?
Павлов увидел девочку с двумя косичками. Она прыгала через ступеньки, от чего косички вздрагивали и бантики на них смешно подрагивали.
Яков Федотович стал посредине лестницы - прямо на дороге у девочки. С разбегу она уткнулась в не-го, подняла глаза - большие и светлые, - и Павлов узнал девочку, которую он видел тогда, в страшные дни, в подвале на Пензенской.
– Пустите!
– сказала девочка.
– А ты меня знаешь?
– Нет… Вы кубановский?- Хмурость сошла, Светлана улыбнулась.
– Кубановский?! Да? Мы с вами были в землянке?
– Нет, - сказал Павлов.
– Я не кубановский, а всё равно мы с тобой знакомы.
Вечером, когда Волга стала оранжевой, а небо над Сталинградом тёмно-красным, каким оно бывало и днём во время войны, к дому Павлова подошли двое: невысокий худощавый человек военной выправки с депутатским значком и звездой Героя на гимнастёрке и девочка с двумя косичками.
У дома стояли люди, одетые пёстро, не по-нашему. На них висели фотоаппараты и бинокли. Вероятнее всего, это были иностранные туристы. В этой группе людей был и наш железнодорожник с усами, как у Тараса Бульбы. Должно быть, это был старый кондуктор.
Люди стояли молча. Только пожилой железнодорожник несколько раз вышагивал от пьедестала, на котором стояла башня танкетки, до первого подъезда. При этом он повторял, ни к кому не обращаясь: «Четырнадцать… Ты подумай!
– И снова прошагивал это расстояние - последние шаги, которые не смог сделать враг по нашей земле!
– и опять повторял: - Четырнадцать… Аккурат, Ты подумай!»
Можно было предположить, что его поражало не только то, что фашисты стояли так близко от дома Павлова, но и то, что расстояние это не увеличивается - остаётся неизменным, сколько ни вышагивай.
У порога дома, прямо на асфальте, лежали белая роза и букетик из мелких ромашек и синих васильков.
– Тут всегда цветы, - сказала девочка. Она чуть приподнялась на носки, потому что говорила шёпотом - только ему, своему спутнику.
Они постояли молча ещё несколько минут.
Железнодорожник собрался уходить. Он почему-то дотронулся до стенки дома, потом нагнулся, понюхал розу и бережно положил её обратно.
– Хорошо пахнет! Роза… - Он говорил, ни к кому не обращаясь.- Интересно, живой ли Павлов?