Девочка, которая проглотила облако размером с Эйфелеву башню

Пуэртолас Ромен

Провиденс подошла к маленькой деревянной дверце и стукнула в нее позолоченным дверным молотком в виде головки жука-богомола.

«Один батончик «Марса» — и снова жизнь прекрасна!» — подумала она, как в той телерекламе, где юный плейбой стучится в ворота монастыря, чтобы стать монахом, но, откусив от шоколадного батончика, решает вернуться к мирской жизни. В отличие от этого парня она была полна решимости довести это странное приключение до конца. Раз уж она здесь, было бы глупо давать задний ход, не увидев, что скрывается за таинственными кирпичными стенами этого здания.

Ей отворил низенький человечек лет шестидесяти, бритоголовый и облаченный в просторную оранжевую хламиду; он представился Верховным Отцом-настоятелем

и выглядел эдаким Папой Смурфом данного братства, разве что без красного колпака и белой бороды. Предупрежденный о приезде Провиденс сенегальцем в дырявой шапчонке, он ничуть не удивился, увидев на пороге красивую молодую женщину, явившуюся к нему погожим летним днем. Коротким взмахом руки, который заставил взвиться его рукав наподобие оранжевого флага (типа «Внимание, купаться опасно!»), он пригласил ее войти.

Они пересекли внутренний двор, в углу которого совсем маленькие монахи играли в петанк, метая шары, похожие на зеленые помидоры. Затем они вошли в главное здание, увитое плющом. За дверью в коридоре их ожидали два точных подобия старика, только помоложе, и он с широкой улыбкой представил их гостье. Они были одинаковые, ну прямо двойня. Вернее, тройня, если считать Папу Смурфа. Такие же низенькие и бритоголовые, облаченные в такие же просторные оранжевые хламиды. Странная у них все-таки любовь к излишку ткани, не говоря уж о сходстве с флагом — предупреждением об опасном купании.

При взгляде на эту троицу становился ясен смысл звания «Верховный Отец-настоятель», ибо мастер, даром что весьма низкорослый, был на две головы выше своих собратьев. На минуту Провиденс почудилось, будто ее окружают детишки в школьном дворе.

Имена обоих младших монахов — а может, фамилии, Провиденс не смогла это определить — были до того тарабарскими, что она сразу решила называть их просто Пинг и Понг, в честь их круглых, как шарики, голов. Она приветствовала монахов кивками, по одному на каждого.

— Если хотите, можете звать их Мэтр-30 и Мэтр-35, — предложил настоятель.

Однако молодая женщина, предпочитавшая буквы, а не цифры, все-таки осталась верна своему выбору. Пинг и Понг.

— Верховный Магистр, — продолжал настоятель, — объявил мне о вашем визите посредством теле…

—.. пати и? — дополнила почтальонша.

—.. фона, — поправил ее удивленный мудрец. — Посредством телефона. Я уже в курсе насчет вашей дочери, которая проглотила облако размером с Эйфелеву башню. У вас не так уж много времени.

Провиденс утвердительно кивнула. Наконец-то ей попался вменяемый человек.

— Стало быть, мы можем его не торопить, — продолжал он.

— Не торопить кого?

— Время.

— Ага… — протянула почтальонша, не слишком-то поняв сей парадокс.

— Я хочу поведать вам одну историю. Адмирал Освальдо Киглис был великим путешественником. Эдаким Кусто на старинный манер. Будучи наследником богатых родителей, он не должен был работать и проводил время в путешествиях. Сначала он брал в руки глобус, крутил его и тыкал пальцем наугад, чтобы выбрать цель очередного путешествия, например Египет, Иорданию, Сейшелы, Полинезию, Канаду или Исландию. Он исследовал все — тепло и холод, сушу и моря, горные выси и недра земные. Все. И вот однажды наш Освальдо крутит, как всегда, свой глобус, и его палец утыкается в крошечный островок в Тихом океане, где-то между Галапагосскими островами и островом Пасхи. А он строго придерживается правила: куда указал палец, там и должны пройти его ноги. И вот наш исследователь, ведомый одним лишь своим дерзновенным мужеством, снаряжает экспедицию. Прочесывает указанный сектор, сперва на корабле, затем на маленьком самолете. Но никакого острова не находит. Однако он не сдается и нанимает подводную лодку с радаром. И опять ничего не находит. Остров неуловим. Тем не менее Освальдо не опускает руки. Он упрям. Его команда решает забросить это дело. И все-таки никому из спутников не

удается его убедить. Обманув бдительность своих помощников, он в одно прекрасное утро исчезает, уплыв от них в шлюпке. Исследует море и дважды чуть не погибает. В первый раз — едва не утонув, а затем — едва не попав в зубы акуле. Верно говорят, что свои удовольствия нужно разнообразить. На этих широтах солнце жарит невыносимо, а запасы пресной воды и пищи быстро иссякают. Через несколько недель проходящая торговая шхуна обнаруживает Освальдо в шлюпке, на грани безумия и истощения. И в итоге — что? А вот что: поскольку его ноги утратили силу и больше не смогли носить это безумие, он кончил свои дни в инвалидном кресле на колесиках. Его фамилия Киглис, созвучная французскому «qui glisse» (тот, кто катится), нашла наконец свое подтверждение… Видимо, во время этой экспедиции он где-то подхватил гибельный вирус. Короче, месяц спустя он распахивает дверь кабинета в своей маленькой парижской квартирке и подъезжает к глобусу, глядя на него с горьким упреком. Он готов растерзать этот желто-голубой шар, проклясть его, вышвырнуть в окно или разбить вдребезги. Но сперва он все же всматривается в крошечный островок, который не существует и все-таки находится там, на голубой поверхности гладкого шара. Он прижимает палец к этой маленькой черной точке. И вдруг видит, что островок прилип к подушечке пальца.

Монах воздел кверху палец и торжественно изрек:

— Адмирал Освальдо Киглис, величайший путешественник в мире, вдруг понял, что островок, из-за которого он потерял голову и ноги, не что иное, как крошечная раздавленная мошка. Человек, принявший мошку за остров…

Провиденс никак не могла понять, куда он метит.

— Я что-то никак не пойму, куда вы метите.

— Все это я рассказал для того, чтобы вы поняли: в жизни никогда не нужно торопиться. Иногда невредно повременить, чтобы выиграть время… Итак, добро пожаловать в храм, где время остановлено.

И монах широким взмахом руки пригласил ее осмотреть необычное место, куда она попала. Коридор, в который они вошли, напоминал коридор азиатского ресторана. Здесь и в самом деле казалось, будто время застыло в пятидесятых годах. Над окнами висело множество бумажных фонариков и всяких поделок из красной пластмассы. На маленьком столике стоял аквариум, а светящаяся картина на стене изображала водопад, причем висела она так криво, что струи воды, казалось, текут почти горизонтально, презрев закон гравитации.

Монах, почтальонша и Пинг с Понгом прошли мимо кошки, отлитой из золотистого металла, которая качала лапой сверху вниз, словно хотела их схватить, и ступили в большое помещение, устланное татами и похожее на зал для занятий восточными единоборствами или зумбой. Это напомнило Провиденс, что пора возобновить свой абонемент в спортзал.

Разумеется, пришлось внести кое-какие изменения, чтобы превратить бывший завод «Рено» в буддистский храм; особенно это касалось сборочного цеха, где агонизировала куча железных монстров. Но с помощью кармы все это стало возможным. Автомобильные остовы превратились в свирепые пенчингболы, на которых монахи отрабатывали боевые приемы, а склад стал гигантским тренировочным залом в духе Nakeshi’s Castle — японского аналога форта Бойяр, где противники должны были пробежать по круговой дорожке, полной всяческих препятствий и намыленных дощечек.

— Подождите здесь, сейчас придет ваш инструктор.

С этими словами первый монах, а за ним Пинг и Понг на цыпочках вышли из зала через потайную дверцу.

Провиденс осталась одна, и тут ее снова одолели сомнения. Она спросила себя, насколько все это серьезно? В какую еще сомнительную историю она впуталась?

Молодая женщина взглянула на часы. 14:00. Она уже потеряла все утро и теперь, кажется, теряет остаток дня на какую-то ерунду. Неужели она тоже принимает мушку за остров?